№ 6 (2022)
(Мария Т.)
"- Мы же не в фильме ужасов, – ответил Тони.
- Герои фильмов ужасов тоже всегда думают, что они не в фильмах ужасов, – мрачно сказал Жан."
(Максим Плотников "Идущие через тьму")
- Вера Толстых
Мария Новрузова
Tawiskara
Борис Можаев
Варфуша Гуд
Лина Грин
Юрий Москвичёв - Драматургия
- ПрозаДарья Юферева "Говорить правду"
Мария Новрузова "Асбест – мой город и судьба"
"Памятник"
Вера Толстых "Сад"
Виктория Яникеева "Мой голос"
Надежда Киселёва "Взрослые дети"
Варвара Гудимова "Путешествие к острову"
Соня Кулагина "Requiem"
Милана Челак "Кино, которое я ещё не смотрел"
Полина Крутикова "Мира, детство, электричка"
1
Шиповник я подушечками с ветки
Срываю. Запах, шелушащий кожу,
Курлычет. И без скрипа,
Но зимой в забытом саркофаге
Сквозь-через банки, корку пересохшей глины
Пускает толстый корень. Позвоночник
И рёбра исчезают.
И тает лёд. Шипы, шипы
Растут из вен. И снова
Ёж фырчит губами.
2
Собери мне гербарий.
Но цветов мне не надо.
Собери мне зимой
Из-под снега травинки.
3
Я не буду хрупче
Страниц и того,
Что между.
Весной
Вы растаете,
И забвение
Уже тут.
4
Маки кроют эти знаки -
Эту пару: лёд и снег.
Что за белые панамки?
Мать и мачеха, отец.
5
Иссуши это тело,
Что приникло к земле.
Смолоти в порошок
Эти кости.
А оставь только душу,
Не мне, а тому,
В чей челнок собирались мы все.
Что досталось
Из трав -
Всё под панцирь жуку,
Под железа листок.
И гербарий собрав,
В порошок
Не забудь
Смолотить
Всё букеты секунд.
6
Собирай белену, зверобой и полынь,
И целуй; на упавшей берёзе узнай,
Что была ты сама -
Зверобой, белена?
***
Рождество
Вспомни пустыню теперь,
Как помнишь душой мать.
Нет человека в ней,
И песчинок не сосчитать.
А было песка - там,
Сколько ещё человек,
Благодаря пескам,
Выйдет на жизни брег.
Не был бы песок - песок,
И темнота - темнота,
Если б не тот челнок,
В котором плыла звезда.
Тебя я прошу, опять,
Стань для меня звездой,
Выйди на неба гладь,
Освети ты пустыню душой.
*
Сердце раскроется.
Оно-цветок.
Молит пословица:
Стой у ног
Того, кто в пестике -
Вдвойне бог,
Я и ты вместе,
Выдох и вдох.
Того, кто снова
Возник в пустоте
И звал без зова
На путь к звезде.
***
Мороз
Кто меня поймал?
Мороз-паук.
Как тверды и цепки эти пряди!
Мне не хватит двух
Застывших рук,
Чтоб считать, как набелило за день.
Звуки, буквы -
Всё зимой узор.
Я, мороз и время - сети-плуги.
И снежинок паутинный хор
Тянет в хоровод за нити-руки.
***
Я растаю в зелёных крышах
И придуманном фортепьяно,
Что сегодня и я услышу,
Упустив воробья из кармана.
Я поставлю последнюю точку,
Перед ней ещё запятую
И шуршащую синюю кочку
На болоте моём нарисую.
Словно яблоко, очень просто
Этот город лианой спутать,
Смолотить из картинок просо
И часовни пыльцой окутать.
Прозвенели из зала трубы -
Репетируют чью-то пьесу.
А по мне, так в окошке дуба
Кто-то смотрит на берег леса.
Я глотаю поэтапно
Чай в пакетиках позорный.
Поминутно, позакатно
Дом поблекнет подоконный.
Растворится, и в печали
Улетучится загадка,
И в отчаяньи отчалит,
И покинет без оглядки.
Миллион минут,
Миллион часов.
Было срезано
Миллион волос
Из красивых кос,
Что были вырваны.
Миллионы лиц,
Миллионы слов.
Были вылиты
Миллионы слёз
Из красивых глаз,
Что были выткнуты.
Миллионы зим,
Миллионы лет.
Было предано
Миллион сердец
На путях своих,
Что все запутаны.
Это было лето.
Заскрипели гайки, осень
Перекрыла кислород.
Это было еще лето.
Шла война, а я была
Молода и влюблена.
Это было ещё летом.
Я цвела зелёным
цветом, нежные бутоны
Осветили это лето.
Звёзды, туфли –
Вперемешку на асфальте.
Ты в прозрачной белой майке,
Я в зелёных шортах, ноги
Коркой летнего загара
Расцветили синяки.
Это было наше лето,
Мы смеялись, мы могли,
Этим летом танцевали,
Ты и я, в зелёном цвете,
Мы остались в этом лете.
Мои кости стали хрупкими,
Сил недостаточно,
Мне не бросить тебя.
Но я замахиваюсь,
Рывок.
Ты летишь, маленькая точка
Вгрызается в небо, тихо
Исчезает в дали,
Пусто.
В моих руках больше нет
Тебя, провожаю вздохом,
Растираю плечи, руки
Остались на месте,
Выдержали.
Ворнинг
Под каждой сценой
Любовных отношений
Следует пустить ворнинг:
«Выполнено профессионалами!
Не пытайтесь повторить дома».
Тогда я возьму в руки портфель,
Под кожей все доказательства
Моих ранений.
Пойду в суд, минкульт,
Да хоть в МИД.
Предъявлю им за каждый косой взгляд,
Каждое несоответствие,
Разочарование, синяк и слезинку,
Предательство, ложь, холодность,
Невнимательность, чёрствость и грубость,
Пустые старания без желания успеха,
Игру, манипуляцию, обман,
Безответственность, хилость, наглость,
Лживую улыбку и истерику.
Ведь я видела, как оно бывает,
Видела, чувствовала, хотела.
Поверила, купилась, как дура.
Теперь пусть они заплатят мне.
Можно не деньгами –
Пусть компенсируют ущерб.
Профессиональным актером,
Искусным лжецом,
Самым лучшим, кто у них есть.
Чтобы я поверила и всем говорила:
«Не верьте ворнингам,
В жизни тоже так бывает:
Любовь, верность, чувства».
Они не только в кино.
Животное
Когда не найдешь ответа: «Что делать?» –
Встань на четвереньки, опусти голову, напряги плечи,
Губами начни рвать траву,
Наполни рот соком,
Дай стеблям порвать твою кожу, а зелени пропитать мякоть твоего рта.
Почувствовав онемение, зажми рот рукой,
Кровь просочится сквозь пальцы, не мешай ей.
Устав глядеть вниз, запрокинь голову, выдохни, сидя на земле.
Дай ветру остудить твои раны, не трогай их языком, смотри в небо.
Повторяй за мной на каждом доступном тебе языке –
Ты не животное, ты – человек.
Я плачу кислотным
Солёным раствором
Разводам по лужам
Нефтянки мне стать
Сгорать заводским
Окраинных дымом
Домами в панели
Бетоном втекать,
Испорченный творог,
Субкультурный голод,
Городской нигилизм,
В грязном подъезде.
Расплавленный фоном,
Фонарного света,
Стекаю по плитке,
Покрытой улице,
Падаю в люк,
Решётчатой канализации.
Прощенья простите,
Просите прошенья у крыс.
Этот город
Сны больше не снятся,
Это кажется нормальным,
Кажется нормальным,
когда не слышишь музыки,
А перила стали холодными,
Холодными, как этот бетон,
Холодный, холодный, бетон,
не принимающий звуков,
Этот город станет родным, не по твоему желанию,
Этот город уже стал родным, а ты успел потерять его.
Хочешь выйти за пределы сознания,
Найди сначала дверь
Когда станешь чувствовать, что давит на грудь,
Не сможешь с себя уже это столкнуть.
Двигайся быстрее, двигайся в такт,
Двигайся в такт этой музыке.
Этот город станет родным, не по твоему желанию,
Этот город уже стал родным, а ты успел потерять его.
Это так романтично
Дарение бездарности,
Света отрицание,
Движение падение, решение и взлёт,
Действие проходит, место остаётся,
Останешься и ты,
Слизывать остатки Ягуара, со дна банки,
Провести жизнь блюя над унитазом,
Это так романтично,
Особенно когда кто-то держит твои волосы,
Ашки, ешки, пошло всё нафиг.
Я лежу без газа,
Какие у тебя голубые глаза...
Глаза вызывают отвращение,
Я тону в них всё глубже и наверное не смогу выбраться,
Буду кричать и плакать топя себя же в своих же слезах,
Барабаны бьют, фанфары гудят,
Солдаты идут на марш,
Я пальцами вожу по твоим тёплым рукам...
Я просто говорю глупые слова,
Жаль не могу дать больше,
Вырезать печень или почки,
Подарить в маленьких коробочках.
Небольшая, всего четыре на пять.
Роднее матери (местами). Не будешь лгать.
Или двоюродной матушки.
Каждый камушек –
Видела ты меня лапушкой.
Живёшь всё на улице Волгограда,
С цифрами шестёркой и двумя двойками.
Что ты видела? А видела ты много:
Грязь, слёзы, град, - всё, что тебе угодно.
Хруст ушей левой мысли
И умы, что здесь кисли,
И кварты после звериного маскарада.
Сколько пахла сухарями с попойками!
Что ты видела? А видела, конечно,
Меня во всей красе, как космос вечный.
Правда наступает чернь комичная;
Смотрела, как углы твои конечны.
Что ты слышала? А слышала ты боль,
Радости изрыгающую вонь,
И счастливые надрывы
И скелета порывы.
Мандат нейронно-импульсной мэрии
Блефовал с колодой до мигающих гусениц.
Что ты вдыхала? Пары агонии
Или трепет ручьёв из филармонии?
Или скорой помощи вой
Под фа си бемоль?
Важно, что в главном празднике преддверии,
Ты пьяна была первой до потери всяких путаниц.
Что же было? Цветы снежные
Росли добротной опухолью безуспешно.
Пока дни нынешние числятся грешные
Ты знаешь, насколько к стенам твоим прилежен.
Через серую панельную маску
С раздробленной временем краской
Виднелся пурпурный закат.
С решетчатыми ставнями-окнами,
Стены завешаны неонками.
Застыл весь, ведь я ему рад.
Воображение кануло в лето.
Возможно, не так плохо всё это,
Может быть всё так и должно?
Вечером прошлым Луна мне светила,
Апельсиновой коркой внешне отлила.
Пойду свернусь, как месяц-рожок.
Промчался сквозь сон абрикосовый конь,
Як в День рождения ударил в ноль.
Бархатной стелькой укутан.
Только ты остановить лишь смогла,
Полнолунная дочь матери Мгла.
А ты спрашивай всё: «Мень таван?»
Носок
Нигде, совсем нигде
Не прячется носок.
Он вышел погулять,
Но воздуха поток
Унес его в края,
Где нет совсем нигде
Таких же как и я.
Напишут на холсте:
Летит, летит носок,
Потерянный герой.
Он вышел невзначай
И подхватил поток.
Стремящийся в края,
Где жизнь темна, как чай.
Он больше не вернется!
Хозяин не скучай...
Счастливый конец
И снова снег хрустит под ногами,
И снова запах зимы.
Ты больше не будешь кидаться словами,
Они никому не нужны.
Твой яркий образ потухнет в дали,
Заснежится зимняя гладь.
Как рада, что мы все вернуть не смогли,
Как рада, что мне наплевать.
И пасмурным вечером я заварю
Любимый, розовый чай.
И мысли свои, я вмиг разгоню,
Наступит пылающий рай.
Ночь. Дорога шириной в проспект и абсолютно пуста. Яркие светофоры прорезают тьму, а во тьме, абсолютно не спеша, едет человек.
Он не в машине, а потому, не обязан помогать светофорам, он не на мотоцикле, а потому, бесшумен. От встречного ветра волнами извивается ветровка, а вокруг ни души...
Только возле круглосуточных магазинов, как у единственного фонаря, подобно мухам, ошиваются жители иллюзий. Они здесь за жидкостью, которая запускает внутри мух иллюзорный мир. Мухи тонут в нём как в меду, да только не превращаются в янтарь...
Поворот. И снова - ни души. Человеку открывается тьма. Ему дозволено всё. Темнота вокруг, и он в темноте, они без секса растворяются друг в друге и без ссор расстаются под ближайшим фонарём.
Тихий дворик. Скорее база, окружённая двухэтажными блокпостами, которые светят единственным прожектором вдаль.
Квартира, свет и тишина. Урчание холодильника и признаки жизни за окном. Благодатный тёплый душ, остывшая за весь день постелька. Снова тишина и подружка-ночь, опустившая его веки до утра.
По уральским горам ходят старые татры,
Эстетика прошлого мучает город.
С улиц считываю июньские мантры,
И пух с тополиных бород.
Трава зеленее тянется к свету,
После дождя питается с крыши,
Тот, кто утро читает к расцвету,
И тот, кто дыхание листьев слышит.
Дерево
пьеса
Дерево. Высокомерное, говорит само с собой, умно, периодически посещают философские мысли
Лягушка
Берёзка
Хорёк
Сцена первая. Тьма постепенно переходит в свет
Дерево: Что вокруг… Что вокруг… Комок мыслей во мне зашевелился, сигналы действия прошлись по всему телу. Солнце. Земля. Энергия течёт по проводящей ткани. Работать. Пора начать работу. Прийти в действие. Проснуться. Начинаю вырабатывать энергию. Ловить свет. Моя крона будет образовывать тень в крапинку.Дерево: Фух, я начал чувствовать окружение. Вокруг много живого. Эти дубы ещё не успели проснуться. Мне нужно стремиться вверх, победить их.
Дерево: Нужно расти. Не забывать, что нужно расти и вглубь. Я – мощь. Остальные деревья просто погибнут в борьбе со мной. Ай! Что это за чувство? Боль! Кто-то хочет съесть меня. Направить отраву!
Сцена вторая. Светло, всё в деревьях, повсюду ползают животные
Дерево: Мне нужно развиваться. Пустить корни во все стороны и задушить все эти растения. А может, пустить корень, который потом прорастёт? Интересно, это и есть та самая эволюция? Я способен быстро эволюционировать, а семейству хорьков, чтобы сменить цвет, понадобилось семьдесят поколений!(Мимо бежит хорёк.)
Дерево: Чувствую! Что-то живое… Хорёк! Смогу ли я почувствовать его ещё лучше? Может, эволюция улучшила моё зрение? Да, я вижу не только белый, коричневый, чёрный и солнечный.
Хорёк (издаёт хорьковские звуки): Еда!
Дерево: Е… Еда? Я понял одно его слово! Оказывается, они могут что-то говорить, а я могу их слышать. Слух у меня появился тоже недавно, солнц пятьдесят назад, наверное. Нужно провести как можно больше органики в корень. Корень упёрся в камень. Повернуть! Чуть ниже, выше, вперёд!
Дерево: А я точно смогу пережить конкуренцию? Почему именно я? А зачем вообще это нужно? Ерунда! Я смогу всё!
Дерево: Нужно провести проводящую ткань в новый корень. Пора выводить его наружу. Выращу маленький корень и в случае удачной атаки со стороны личинок переселюсь туда. Я всё же могу умереть… Нет! Не могу!
Сцена третья. Дерево в окружении леса
Дерево: Я вижу ещё лучше. Кажется, это новый вид управляющей ткани! У меня есть... глаза.(Пробегает хорёк.)
Хорёк: Еда, дом, дети. Дети давно не кормлены.
Дерево: Хорёк! Глупый зверь! Слышишь меня?
(Хорёк не слышит.)
Дерево: А как с ними всеми… говорить? Я не думал, что вообще можно с кем-то поговорить. А могут ли они вообще разговаривать? Может быть, это вообще глупые существа, которым чужды мысли?
(Рядом с деревом тонкая берёзка, на траве жемчужинами лежит свежая роса.)
Дерево: Нужно расширить крону и закрыть конкурентов. Но как всё-таки с кем-то говорить?
(Прыгает лягушка.)
Лягушка: Ква-ква, иду метать икру!
Дерево: Лягушка! Лягушка! Поговори со мной, ты, наверное, умное существо!
(Лягушка прыгает в сторону пруда, не обращая на дерево внимания.)
Дерево: Я могуче, моя широкая крона покрывает траву. Травки, жучки, паучки, мелкие синие цветочки, лёгкий мох – всё это я могу победить или просто смотреть свысока. Но почему я не могу говорить? Вдруг мне удастся связаться с другими корнями? Вон та маленькая берёзка! Я проведу к тебе корни, и мы станем хорошими собеседниками!
(Дерево ведёт корни к берёзке и полностью окружает её.)
Берёзка: Что это? Зачем? Мой конец! Последний вздох!
(Берёзка погибла.)
Дерево: Нет! У меня получилось, но я его задушил. Как так? Оно же могло говорить! Оно мыслило… Это новое чувство. Мне жаль.
Дерево: Может быть, я смогу поговорить с теми грибами? Я связан грибницей. Слышите меня?
Гриб: Фывапроп. Поворот-переворот. Разворот. Есть вниз! Пролд а пролд. Ждлорпав! Ждлорпавыф!
Дерево: Я совсем не понимаю тебя, ты совсем чужд мне… Я пытаюсь увидеть, из чего ты состоишь, но ничего не понимаю. Так я и буду жить в одиночестве?
(Дерево запутано корнями и закрыто кроной.)
Дерево: Совсем забыл! Конкуренция, ненавистная конкуренция! Вот бы её не было и я мог просто поговорить…
Дерево погибло. Конец.
Говорить правду
рассказ
Казалось, все вокруг, но только не сам Володя, знали, что ему делать дальше, на кого идти, кем быть. «Станешь врачом, будешь уважаемым человеком, спасёшь многим людям жизни», - уверенно говорила мама. Живущий в другом городе дядя при редких созвонах всегда предлагал свою помощь в подготовке к экзамену по информатике, будто Володя уже давно решил пойти по его стопам и стать программистом. Пьяного отца сын не волновал никоим образом, а трезвым он был, только когда уезжал на заработки. Сам Володя болезненно кусал ручку на уроках литературы и не спал ночами, подбирая правильные слова для выражения своих мыслей. Писал, зачеркивал, снова писал. Однако вместо стройных предложений на бумаге оказывалась такая же противная каша, как и в его голове. Склизкая, холодная овсянка. Володя отчаянно пытался быть писателем, но не знал, про что писать, как писать. Он как-то попытался заикнуться об этом маме, но она лишь брезгливо сморщила нос и заметила, что пора бы уже выбрать нормальную будущую профессию. Нормальную с жирным подчеркиванием. Не то чтобы Володю так сильно волновало мнение родителей. Просто он сам не знал, что делать. Куда идти, чтобы быть писателем? Можно ли вообще освоить писательство как профессию? Володя даже не понимал, хочет ли он вообще писать. Это была скорее его странная потребность, а не четкая цель. Он не мечтал видеть себя на обложках книг, не хотел восторженных отзывов и толпы фанатов, жаждущих продолжения. Он просто желал выразить что-то, что никак не выражалось, не поддавалось сознанию. А время шло. Незаметно подкрался конец девятого класса, и нужно было что-то решать.
Однажды от нечего делать Володя, пролистывающий посты окололитературных пабликов, кликнул на статью «вдохновляющие цитаты для писателей». Глаз зацепился за третью с конца. «Творчество является выражением смысла жизни. Н.К. Рерих», - пробормотал про себя Володя. Цитата не вдохновила, но дала ответы на многие вопросы.
Конечно, как Володя может писать, если у него нет смысла жить? Как можно выразить пустоту на бумаге?
Но Володя не сдался. Он продолжал упрямо собирать неясные мысли в голове в оформленную кучу и писать. Бессмысленно, без идеи. Но описания казались слишком длинными, персонажи даже не плоскими, а мертвыми. Умершими ещё в зачатке, в глубине мозга Володи. Они неправильно двигались, неправильно разговаривали, неправильно молчали.
И вот сейчас, найдя в несчастном Константине Гавриловиче себя, Володя неожиданно тихо смирился. Нет, он не собирался разделить судьбу этого персонажа, пистолетов в их доме не наблюдалось, просто он принял, что его глупые попытки ни к чему не приведут. Потому что писать ради того, чтобы писать, - это не есть смысл жизни.
Бросить все эти мечты и выучиться на врача, чтобы обрадовать маму. И скорее исчезнуть из этой квартиры.
Первое сентября не заставило себя долго ждать, и Володя вновь вернулся к любимым урокам литературы. Поставив себе не особенно желаемую цель, он заставлял себя двигаться к ней. Недосып, сопровождающий каждый учебный год, наконец сделал своё, и Володя перестал задавать самому себе бессмысленные вопросы, автоматически выполняя все нужные действия. Будто все эмоции заснули глубоко внутри вместе с умением оценивать происходящее. Поэтому сообщение матери о возвращении отца Володя воспринял практически безразлично, почувствовав лишь легкий укол чуть встрепенувшегося беспокойства.
Отец появился дома одним из вечеров холодного октября, пьяный и до противного самодовольный. Кинул смятый конверт в лицо собственной жены и усмехнулся, когда она испуганно дернулась. «Володя, сходи, погуляй», - тихо пробормотала мать, и Володя, накинув затертую ветровку, вышел из квартиры. Он всегда так делал. Никогда не позволял себе думать о том, что там происходит. Делал вид, что не замечал синяки на руках матери. Ему было противно и стыдно самого себя, но он не позволял этим мыслям вырваться наружу. Он привык молчать. Скрывать от соседей, учителей, одноклассников. Придумывать логичные причины отсутствия матери на школьных собраниях. Отчаянно врать собственному дяде о том, что отец завязал с алкоголем. Если отец и мог «завязать с алкоголем», то только прочные дружеские отношения. Володя давил эту правду в себе, старался заглушить шипящее змеей чувство несправедливости.
Он вернулся через час. Дверь в родительскую комнату была закрыта, но даже через неё доносился храп уснувшего отца. Мать с заплаканным лицом бессмысленно терла одну и ту же тарелку. Володя, опустив вниз голову, быстро прошёл к своему дивану в гостиной и расправил постельное белье. Нужно было выспаться перед контрольной по химии. «Важной контрольной по химии», - заметил сам себе Володя. Машинально выключил свет, лег, закрыл глаза. Сон не шёл. В голове все прокручивались подавляемые мысли, где-то в подсознании, как поставленная на повтор песня, звучали тихие всхлипы. Он встал и прошёл до кухни, сам не зная зачем. Его мать безразлично смотрела в стол, под глазом наливался синяк.
-Мам? - осторожно позвал Владимир.
Она не отвечала. Просто стояла, облокотившись на старый обшарпанный холодильник, и невидящим взглядом смотрела в пол. «В таких семьях не вырастают писатели», - почему-то подумалось Владимиру. Собственный стыд вновь поднялся из глубин его разума, и не осталось больше сил, чтобы заглушить собственную совесть. Он тихо подошёл к матери и, прижав к себе, пробормотал: «Прости меня». И его строгая и серьёзная, морщившаяся от глупой идеи сына стать писателем, мама неожиданно разрыдалась у Владимира на плече. Он не знал, что делать, глупо глядя в окно на ярко горящий фонарь и непроглядную темень вокруг него. Было уже за полночь, а на завтра намечалась трудная контрольная. Впрочем, это последнее, о чем сейчас мог думать Владимир.
Он писал. Писал, путаясь в словах, пропуская запятые. Почерк все больше кривился, рука болела от неудобного положения на подоконнике мужского туалета, но Владимира это не волновало. Звонок прозвенел уже пять минут назад. Началась контрольная. Владимир продолжал писать. Впервые он писал свободно, спешил за собственными мыслями, раскрывающимися одна за другой. Впервые он знал, о чем пишет.
Его слегка потряхивало, когда он вбежал в кабинет, извинившись за опоздание. Соседка по парте, Агата, озабоченно посмотрела на него и на их общей таблице Менделеева вывела карандашом: «Ты в порядке?» Владимир судорожно кивнул головой и уткнулся в лист с заданиями. Ему было все равно, как он напишет эту контрольную. Его волновала лишь оставшаяся в портфеле старая тетрадь.
Сдав работу, Владимир вышел из кабинета и тихо выдохнул. Нужно было перечитать написанное. Убедиться, что это не помутнение рассудка. Но это казалось слишком страшным. Он сам не понял, как протянул тетрадь Агате с просьбой прочесть. Та удивленно посмотрела на него, но тетрадь взяла. Спустя томительные 6 минут ожидания, она неожиданно проговорила:
-Это ты сам написал?
-Я... Да, - смущенно ответил Владимир.
-Мне понравилось. Слог интересный, - она тепло улыбнулась. - Прости, заумно звучу.
-Нет, все в порядке, спасибо большое,- тихо пробормотал Владимир.
-Только такое чувство безысходности в конце, жалко и маму, и сына, - Агата вдруг серьезно посмотрела на друга. - Точно все в порядке?
-Да, я просто похоже смысл жизни нашёл.
-О, правда? Какой?
-Говорить правду, - счастливо улыбнулся Владимир, думая, что ему вовсе не стоит объяснять смысл этого высказывания.
Асбест – мой город и судьба
рассказ
1
Я чего-то ждала?
Если бы мне задали этот вопрос, я бы ответила, что определённо нет. Правда, перед собой стоило быть честнее: ждала.
…Сначала их не было. Синих табличек. Потом они стали появляться, мелькая разными надписями. Это продолжалось долго, пока вдруг справа не возник большой камень с белыми буквами: «Асбест. 1889». Далее по центру дороги расположилась стела в виде лопаты.
…В глаза врезался синий указатель: налево – Рефтинский и Малышева, направо – Сухой Лог. Необъяснимо и странно перехватило в груди.
Через несколько минут за окном уже неслась улица с бодрым названием «Промышленная», которую какое-то время сопровождал ровный дощатый забор.
Наконец мы вышли из машины и увидели срезанную автомобильную дорогу. Она обрушивалась в большую яму с камнями, заросшую кустарниками. Мы обошли яму по краю, миновали корни берёз и оказались на срезанной дороге. Вдалеке виднелся лес. Я сделала несколько шагов вперёд, и тут во мне родилось чувство смеси ужаса и восторга. Внизу серо-синяя впадина с множеством ступеней простиралась буквально на километры. На её дне копошились крошечные экскаваторы, а крошечный поезд плёлся по ржавым и таким же маленьким рельсам. Так вот, как выглядит карьер… Рассказ об этом градообразующем предприятии звучал не слишком жизнеутверждающе: карьер постоянно растёт и вширь, и вглубь, и уже уничтожил часть города. Выходит, он город и кормит, и ест…
Я отправилась гулять вдоль огромного кратера по серой насыпи и камням, меж которых росли сосёнки. Небо становилось угрюмым. Ни одного живого существа мы не видели там, кроме двух бабочек: одна нежно-жёлтая, а другая чёрная, только крылья по краям белые (увы, я совсем не разбираюсь в бабочках). Кругом было тревожно и одиноко.
…А могло бы здесь быть как-то иначе? Да, могло. И в некоторые моменты казалось, что я не одна. Не одна переступаю с камня на камень и точно не упаду, не одна огибаю холм с пожухлой травой, не одна гляжу на нераскрытые почки. Но каждый раз я вновь находила себя одинокой здесь. И кажется, ещё и в принципе. А если бы всё в один момент повернулось по-другому?
Мне грустно? Нет, конечно. Но…тогда почему что-то каменеет в горле, и словно невзначай блестят глаза?..
Мы взобрались по холму и вернулись к яме. Прошли по её краю и перешагнули через корни берёз. Хлопнули двери, и мы поехали дальше.
2
На входе я подняла голову и заметила удивительное сходство башни с инопланетным кораблём. Внутри оказалось очень мрачно. Окошко, маленькое, как в темнице, пропускало резкий свет. Но главное, что выделялось – это прямоугольная дыра в деревянном полу. Наверняка здесь много посетителей – об этом свидетельствовали рисунки на закоптелых стенах. Другие этажи остались нами не исследованными – лестницу убрали.
А ведь когда-то эта башня была нужна. Она стояла не как чужая, а гордо; цвела жизнью и энергией. Насос качал воду из-под земли, наполнял ею бак, распределял по домам. Но однажды всё это заменили более современные аналоги. Время башни ушло, а она осталась. Чужая, молчаливая и ненужная. Наверное, все мы в жизни иногда бываем, как эта башня.
В следующий раз мы остановились около ворот стадиона. Я никогда не видела таких ворот: они представляли собой резную арку с колоннами коринфского ордера. В обе стороны от неё тянулись ряды таких же колонн, которые заканчивались будками с ажурным карнизом. На вершине арки красовалась надпись «Строитель», а рядом - буквы «С» с флажками внутри. Интересно наблюдать за тем, как уживаются древнегреческая архитектура и символика из Советского Союза. Всё было нарядным, но очень обшарпанным; красивым, но, кажется, никем не любимым.
А где же стадион?
Вместо сотен сидений для болельщиков вдаль устремлялось целое поле гаражей. От стадиона осталась только грязная арка с облупившейся краской. Есть в этом что-то прекрасное, но такое безнадёжное и удручающее, что лучше и не оставаться здесь более.
Мы поехали дальше. Посреди дороги на горке из щебня стоял прехорошенький БелАЗ с огромными колёсами, которые, пожалуй, достигали роста человека. Их можно было посмотреть и покрутить.
Прямо на пути появился Дворец Культуры во всём своём скромном величии: белый и с флажками на колоннах, но с едва целыми ступенями. По бокам от входа восседали две музы – Наука и Искусство, которые в молодости изготовил Эрнст Неизвестный. Одна муза держала скрипку, а другая – глобус. Неподалёку от здания висела афиша с какими-то мероприятиями, написанная, к удивлению жителей города-миллионника, от руки.
На соседней улице мы увидели кинотеатр (по-моему, всё в городе находилось по соседству). Около входа выставили афиши на холстах с наклеенной серединой и расписанными вручную краями. Окна украшала выставка от учеников художественной школы, которые нарисовали главные достопримечательности города: стелу, карьер, Дворец Культуры – словом, то, что уже было нам знакомо.
Мы отправились дальше, и вдруг за окном показалось строение с надписью «Асбестовский горный техникум». Сразу стало понятно, что здание заброшено: вместо окон чернели туннели в пустоту… Цифра «9» в отлитой дате «1951» отпала, и техникум смотрел на мир как призрак прошлого и заставлял испуганно сглотнуть от одного своего вида…
Мы объехали дворы, маленький магазин, именуемый торговым комплексом, и оказались около жилого дома. Следующие два часа прошли в приятной домашней обстановке, но не слишком запомнились…
3
Путь пролегал по узенькой улочке с двух- и трёхэтажными домами. Кругом было спокойно, по-провинциальному тихо и безлюдно.
Во дворе среди молодой травы стояла очаровательная карусель: большая, сделанная из металла и дерева. Она выглядела как-то значительно, и, наверное, душераздирающе скрежетала, когда на ней кружились.
Из открытого окна в одном маленьком доме выглядывали зелёные занавески с бабочками – безвкусные, но необыкновенные.
Я переместила взгляд с окна на дорогу. Помятые берёзовые серёжки лежали на разбитом асфальте… Это не было самым очевидным воспоминанием о детстве, но таким искренним, таким жгучим; в детстве у окна комнаты – не моей, а общей – росла берёза, она облокачивалась своими тонкими веточками на окно, роняла резные листья и длинные серёжки; они устилали внизу весь асфальт и уличный подоконничек, и их было так же много, сколько лет, прошедших с тех пор…
В следующем дворе сушилась одежда. Привычно было бы увидеть её на бельевых верёвках, но она висела на толстых и ржавых проволоках, грубо обмотанных вокруг железных труб. Полуразрушенный гараж стоял посреди лужайки и словно выглядывал из-за своих же развалин.
После домов показались детские сады: маленькие, старые, но вполне живые. Если постараться, можно было представить, как играют и бегают ребята вокруг веранды и цветного заборчика. Но вместо них там гуляли голуби и деловито наклоняли головы вбок. Посреди одной площадки высился огромный почерневший сарай.
Чуть поодаль из густой зелени травы выглядывала толпа одуванчиков. Они росли тесно друг к другу подобно строю детей, идущих на прогулку. Одуванчики были так же свежи и молоды, только вот срок жизни у них существенно короче. Правда, случается всякое…
Через несколько метров начинался сосновый лес, около которого мы свернули и подошли к колесу обозрения уже совсем близко. Его массивные сидения возвышались чуть ли не до самого неба.
Недалеко от колеса на лавочке сидели два толстых мужчины, очень похожие на охранников. Мы спросили:
- Извините, а колесо работает?
Люди посмотрели на нас удивлённо, и один из них ответил:
- Нет, оно давно не работает. И никогда уже не будет работать.
Мы поблагодарили и пошли обратно.
Отмотать бы на несколько лет назад и наблюдать, как радостные люди смотрят с высоты колеса на город и о чём-то смеются; как колесо останавливается, на него заходят другие люди и снова смеются. Но однажды колесо в последний раз сделало оборот, скрипнуло и навсегда остановилось вместе с тем временем.
4
Перед нами раскинулась огромная поляна с несколькими тонкими деревцами. Среди лохматых кочек вдруг возникали целые букеты из медуницы. Они резко выделялись на пожухшей прошлогодней траве. Поляна заканчивалась лесом. Солнце светило ярко, стремясь к закату, и на земле виднелись тени от каждого дерева. Едва распустившиеся листочки выглядели на фоне солнечного света, как частички чудотворной пыли из какой-нибудь сказки.
Стало прохладно, даже неприятно. С горки открывался вид на небольшой посёлок. Там, наверное, намного уютнее: греет печка, и вьётся пар от кружки с чаем. В лесу же тропинки казались какими-то тёмными, неприветливыми, злыми.
…Ладонь почему-то была выставлена немного в сторону, холодная и сжатая в кулак. Что-то заставило обернуться, а потом и разочароваться – сзади сосны, сосны, сосны… ничего более. Не бежит ли кто по дорожке? Не зовёт ли кто с волнением и радостью, по-особенному, не как другие? Зачем задавать такие вопросы, ответ на которые всё равно знаешь, и притом он всегда один?...
Вот и выход из леса, двухэтажный дом и оставленная квартира со старинными вещами. Описывать бы, размышлять – да только не мне: не моя это семья, не моя история. Разве что вид из окна… Покатые крыши маленьких домиков перемешивались с едва позеленевшими кронами. Чуть дальше, как стражники, стояли панельные многоэтажки, скучные и неживые. Сзади возвышались тёмные сосны, заслоняя собой весь горизонт. Уже темнело.
Последний хлопок дверцы на сегодня, и снова дорога. Известные нам здания, только с другого ракурса, безмолвно прощались.
…Мгновенно пронеслась синяя табличка с несколькими названиями, всё теми же. И осталась далеко позади.
5
Сильно шумела трасса. Так было почти сразу, после десяти минут движения по теперь знакомому городу. В один момент за окном появились поля и деревья. Потом железнодорожный мост, кладбище, завод.
Родной город предстал в привычном образе: большой, шумный, многолюдный. Где лучше – там или тут?
рассказ
Даня – студент журфака. Поступил он туда совершенно случайно. Никогда особо не хотел, но прошёл по экзаменам и решил попробовать. Правда, он успел пожалеть об этом… Да и как тут не жалеть, если соседи по комнате вечно не спят ночами, а сложностей в учёбе с каждым днём становится всё больше. Пожалуй, радость ему могли бы принести какие-никакие деньги, но даже у родителей их почти не было.
Учёба настала только в октябре, и в первый месяц осени Дане удалось найти работу. Парень пришёл в никому не известный частный журнал с гордым названием «Фараон». В нём катастрофически не хватало людей – немногие хотели писать о достопримечательностях города. На самом деле Даня тоже не хотел, но в остальных издательствах брали людей с высшим образованием, а у него было лишь оконченных одиннадцать классов, да и то с парой троек. К счастью, в «Фараон» принимали кого угодно, лишь бы хоть чуть-чуть умели писать.
Тут он и разочаровался во всём. Ворчание главного редактора, пустая лапша, боль в копчике… Основной проблемой стало то, что Данил был иногородним и попросту не мог знать о здешних интересных местах. Студент ездил в центр или куда-то подальше, чтоб самому их изучить. В его посёлке, именуемом Подгорным Лесом, знали только местные достопримечательности в виде синеватого валуна или сосны-рогатки, поэтому какие уж тут музеи и театры постороннего города… Но парень не ушёл из журнала, даже когда началась учёба, он искал заработок.
И вот, он шагал на работу. Сегодня университетские занятия начинались с третьей пары, поэтому Данил использовал момент. Парень пришёл слишком рано – в половине восьмого издательство ещё не начинало работу. Студент двинулся по соседней улице и постепенно оказался в каком-то незнакомом ему сквере. Тут Даня замер с широко открытыми глазами. Прямо в метре от него возвышался человек из гранита. Он был, казалось, преклонного возраста - лицо усеивали морщины, но в нём не чувствовалось дряхлости, напротив: сила бурлила, лицо имело серьёзный и какой-то значительный вид. Данил был поражён: оказывается, не нужно далеко ездить за культурными объектами, они есть совсем рядом. Парень даже не решался подойти, всё стоял и смотрел.
- Ну, чего уставился? – вдруг послышался строгий и басистый голос.
Данил ещё больше выпучил глаза и вздрогнул. Он тряхнул головой, точно пытаясь очнуться ото сна.
- Уставился, говорю, чего? – раздался тот же голос, и вдруг Данил заметил, как памятник искривил бровь, глядя на него.
- Про… Простите, - выпалил парень. – Вы разговариваете?
- Говори громче, чего мямлишь?
- Я хотел поинтересоваться, кто Вы, - Данил уже понял, что его предыдущий вопрос слишком очевидный…
- Встань поближе! Ничего не слышно. - Даня выдохнул и нерешительно подошёл к памятнику. - Не бойся, я тебя не трону. Я ж сделан из гранита! Я не могу ходить.
«И вправду», - в мыслях согласился Данил и сделал шаг уже смелее.
- Я хотел спросить, кто Вы. Я о Вас не слышал раньше.
- Кто, кто… Стёрлась фамилия с подножия… И никто меня не знает, все меня забыли! Эх… И никто не поинтересуется…
- Я поинтересовался, - заметил Данил. – А можно, я у Вас возьму интервью?
- Интервью, интервью… Нет, чтобы просто поговорить… Давай своё интервью, всё равно здесь слишком скучно… Голуби глупы как пробки, а ты хотя бы умеешь задавать вопросы…
Данил не знал, как утешить старика, и спросил:
- Вы не против, если я запишу это на диктофон?
- Что?
- Можно, я буду записывать?
Мужчина усмехнулся:
- Можно, но зачем? Что ты скажешь потом всем? Что с памятником разговаривал?
Данил впал в ступор от такого вопроса, но потом ответил:
- Я подумаю.
- Думай, думай. Скажу тебе так: лучше никому не знать о нашем разговоре. - Затем после небольшой паузы памятник продолжил: - А скажешь ли ты название нашего города?
- Вышегорск.
- М-да. Ничего удивительного, - старик вздохнул. – Этой истории никто не знает. Кроме меня, разумеется.
- Я немного не понял, о чём Вы хоте…
- Не так этот город называться должен, - хмуро перебил памятник.
Данил смотрел на него в растерянности. Через полминуты молчания студент сказал, доставая телефон:
- Предлагаю начать.
- Представься, - сказал памятник.
- Меня зовут Данил Светлов. Пока семнадцать лет, учусь на журналиста. Я бы хотел узнать немного о Вас, - Даня включил диктофон.
- Андрей Павлович Руденко. Я построил этот город.
- Пожалуйста, Андрей Павлович, расскажите что-нибудь о городе и о том, почему он должен называться по-другому.
- Это длинная история, и раз ты задал этот вопрос, изволь слушать терпеливо. Когда-то очень давно здесь было Поселение Уральцев, его уничтожил пожар две сотни лет назад. Мы стали отстраивать всё заново. Только получилось уже не поселение, а целый город. Я был главным градостроителем. Мы планировали назвать город Пожарском, чтоб сохранить память о пожаре и о тех, кто трудился. Но я уже не был молодым и умер, - на этом моменте Данилу стало аж нехорошо, а Андрей Павлович продолжил: - Люди похоронили меня здесь и поставили памятник, но позабыли о наших планах... Они назвали город Вышегорском, потому что он находится на высокой горе. Видимо, они совсем не ценили свой труд и забыли старания многих поколений. А ведь название города должно отражать его становление!
- Неужели это всё правда? – Данилу показалось, что памятник оскорбился, и студент прикусил язык. У него в голове крутились вопросы: «А зачем сохранять память о городе?», «Почему это важно?». Но они были скорее философскими, поэтому парень не стал их задавать. – Хорошо, - немного погодя сказал он, - а люди не посещают Вас?
- Посещали лет пятьдесят назад, но потом всем стало безразлично, они стали забывать свою историю. Что ты ждёшь от людей, которые даже не могли правильно назвать свой город?
- Да уж… А где памятники других героев?
- Вопрос не ко мне, - ответил Андрей Павлович. – Когда я был жив, не строили, потому что средств и времени не было. Возможно, сейчас где-то и есть.
- Но откуда Вы знаете, что было после Вашей смерти? Я про то, что люди забыли назвать так, как задумывалось.
- Я здесь стою не первый и даже не десятый год. Слышал много чего.
- А Вы кому-то это всё рассказывали?
- Тут совершенно забавная история! – памятник даже засмеялся. – Я всего неделю назад узнал, что могу говорить.
- И за неделю тут никого не было?
- Были. Но я не решался… Потом понял, что мне за столько лет наскучило стоять здесь, так что смог заговорить с тобой.
- Понятно. Что бы ещё спросить… А стоять тяжело?
- Да нет, я чувствую невесомость.
- А голуби? Помните, Вы были недовольны?
- Проклятые существа! Мало того, что с ними не о чем говорить, так ещё и сидят на мне, будто я им лавочка! И не напоминай даже!
Тут Данил взглянул на запястье левой руки:
- Ой, Андрей Павлович… Мне же через пять минут надо быть в издательстве... Так время незаметно пролетело.
Старик раздосадовался. Но тут же воскликнул:
- Не вздумай никому об этом рассказывать! Они скажут, что ты спятил. Потом приходи, и решим, как сделать так, чтоб люди узнали про всё из якобы исторического источника. Все должны понимать, где живут, и как на самом деле называется их город. Он будет называться Пожарском! И никак иначе! Ты понял меня?
- Да, да! Спасибо за беседу. Было просто поразительно. Особенно то, что памятники говорят.
- Тебе спасибо… - старик заметно смягчился. – Мне было очень одиноко больше сотни лет, а сейчас я поговорил с человеком! А ещё ты не убежал, не испугался и продолжил разговор. Удачи тебе. Приходи как можно скорее, я очень жду тебя. Мы должны решить огромную задачу. Прощай.
- До свидания!
Данил нажал «Стоп» на Диктофоне и поспешил в сторону издательства, он постоянно оглядывлся и махал памятнику рукой. Студент прибежал, открыл дверь и закричал:
- У меня появилось столько материала! Мы заработаем очень много денег, мы станем популярными!
Главный редактор, небритый и хмурый, уставился на него:
- Здрасьте, для начала. Слушаю.
Вышли два молодых человека, которые работали бок о бок с Данилом.
- В общем! Вы знаете, как наш город называется? – затараторил он.
- Вышегорск, а ты что, забыл?
- А вот и не так! Он называется Пожарском. Я всё это узнал от памятника! Хотите вот запись послушать? Памятники разговаривают! Я тоже не знал, да! Этот памятник человеку, который руководил постройкой нашего города! Он знает настоящее название!
У главного редактора округлились глаза:
- Чего?
- Давай по порядку, - бросил один из коллег.
- Тут недалеко есть памятник, - с жаром начал Данил. – Он говорил со мной!
- Хватит свои шутки шутить, - раздражённо буркнул главный.
- Не шучу, ей-богу! Запись есть!
- На записи с тобой мог разговаривать любой человек.
- Тогда… Хотите сходить? Он разговаривает!
- Ну и что он там тебе сказал?
- Наш город хотели назвать Пожарском в честь огромного пожара, который всё разрушил.
- Наш город называется Вышегорск. Что ты несёшь?
- Но памятник сказал…
- Памятники не разговаривают.
- Они разговаривают!
- То есть это ты серьёзно сейчас? Будешь шутки шутить, когда нам скоро пора закрываться из-за того, что почти нет покупателей?!
- Мне не до шуток! Он умеет разговаривать и всё мне разъяснил!
Главный редактор подошёл к нему вплотную и злобно прошипел:
- Знаешь, что? У меня работники в дефиците, но от такого я, пожалуй, откажусь. Ты уволен. Раз не можешь признаться, что это всё шуточки, «скорую» вызвать будет не лишним!
- Для чего же «скорую»? Разве кому-то плохо?
- Догадайся с одного раза, кому, - затем главный говорил уже в трубку: - Приезжайте скорее. Человек не в своём уме.
Прошло около десяти минут, и бригада скорой помощи уже слушала рассказ о говорящем памятнике, а потом затаскивала Данила в свою машину. Когда они ехали мимо сквера, Даня сказал, что душно, и попросил приоткрыть окно. На всю улицу прогремел отчаянный крик:
- Я им всё рассказал! Простите, Андрей Павлович! Вы были правы!
Никого в сквере не было, поэтому люди не могли увидеть, как поник мраморный человек…
Врачи уложили Даню обратно на носилки и заткнули рот, чтоб больше не кричал. Парень вскоре прекратил сопротивляться.
Прошло полгода. Данила выписали их психиатрической больницы, обнаружив, что он адекватен.
Издательство не разорилось. Студент видел, как туда заходили люди. Возвращаться туда он как-то не хотел и устроился работать курьером на полставки.
Памятник в сквере больше ни с кем не разговаривал – он утратил способность доверять. Даже когда Данил приходил объяснить ситуацию, памятник стоял молчаливой громадой, но с более сердитым выражением лица.
Шумели машины, бегали люди, и строились здания. Жизнь кипела в городе Вышегорске…
рассказ
Зато созванивался с друзьями. Каждый день. Подолгу.
Им тоже скучно. Многие, как и я, заболели. А у кого-то дом завалило снегом.
Так вот. Однажды мама мне сказала: «Мы с папой решили, что тебя нужно отвезти в одну больницу. Там ты быстро поправишься».
Я до этого ни разу не был в больницах. И не знал, понравится ли мне там. Немного боялся уколов и невкусных лекарств. И того, что еду туда на целый месяц. Но родители подбодрили меня, и я перестал беспокоиться.
Мы с мамой поехали туда. Вернее, наверно, сказать, полетели. На длиннющем фуникулёре. Теперь во всех городах делают фуникулёры.
И мы летели и летели над бесконечными белыми полями.
И вот я увидел очень необычное здание, сделанное из блестящего матового стекла. Оно состояло из множества куполов - как будто больших шариков мороженого. Это и была больница!
Мы спустились и подошли ко входу. В белом коридоре нас встретила добрая с виду женщина. Я вначале даже не подумал, что это медсестра: у неё было обычное платье с цветочным узором.
Она провела нас в кабинет, поговорила о чём-то насчёт болезней с мамой, иногда улыбаясь мне. Потом мама попрощалась со мной и уехала. И медсестра сказала: «Ну что, пойдём в наш Сад».
Я, конечно, не понял, что за «Сад». Но когда мы зашли в белую дверь на другом конце коридора, я понял, что это значило.
За дверью были деревья!
Много деревьев! Настоящих! С зелёными листьями и шершавыми стволами! На их ветках висели фрукты. Апельсины, яблоки, сливы и другие, названий которых я не знал.
Я так удивился! Никогда раньше я не видел столько зелени. Помнил только белые поля. А это был настоящий Сад. Тут росли деревья и трава. Рядом с рощей были поляна и пруд.
Вначале я подумал, что попал в другой мир. Так ведь часто бывает в книгах. Но нет, всё это находилось под стеклянными куполами больницы.
Сад я исследовал быстро. Здесь жили и другие мальчики, и девочки! Я сразу же запомнил их всех по именам. И подружился с ними. Всего их было много - точно не помню, сколько. Кто-то из них ещё болел, а тем, кто уже выздоровел, можно было купаться в пруду. Я тоже очень захотел выздороветь.
Почти всё время мы играли вместе в догонялки, прятки, жмурки или футбол. И ели сколько угодно сладких фруктов и ягод. Конечно, медсестра (её звали тётя Маргарита) выдавала нам и обычную еду.
Жили мы в большом деревянном доме в Саду. И выходили из Сада, только чтобы нас осмотрел доктор, выздоравливаем ли мы.
Доктор, как и медсестра, не был похож на доктора. Он жил в своём маленьком домике в Саду и был его садовником. Он разговаривал с деревьями и травами, как с живыми, и мне казалось, что они ему отвечают. Еще он растил огород со вкусными овощами, которые мы ели на обед. Они, оказывается, такие красивые! Мне из них почему-то больше всего понравилась капуста. Я не знал, что она так растет - обёртывается в ажурные листья.
Доктор (его звали дядя Миша - прямо как меня) мне рассказал много всего интересного про растения. Я даже сам захотел стать садовником.
***
Вначале я не понимал, почему в саду так тепло и зачем нужны стеклянные купола, и спросил у дяди Миши. Оказалось, в больнице совсем нет батарей! Просто солнечный свет, проходя через стеклянную крышу, становится ярче и теплее. И поэтому можно выращивать растения и даже купаться.
Это была совершенно необычная и, я думаю, самая чудесная больница на свете. Мне очень понравился способ лечения в этой больнице. Зелёный. Не было тут никаких таблеток и уколов. Не было белых кушеток, белых стен и белых лекарств. А зачем белый? Белый - это цвет снега. А что хорошего в снеге? То, что помогает от болезней - это деревья. Достаточно просто обнять ствол, размять в пальцах лист и почувствовать этот запах. Зеленый запах.
Как всё-таки хорошо было в Саду! Время там шло, правда, слишком быстро. А я не хотел возвращаться домой. И поэтому немного грустил. Ещё мне было очень жаль, когда кто-то из ребят уходил из больницы. Но они возвращались к себе домой здоровыми и весёлыми. И приносили в нашу обычную бесконечную зиму немножечко тепла.
Как же я не люблю зиму. Она запирает людей по домам и заставляет их болеть. Поэтому мне и было грустно возвращаться в эту зиму.
Но был тут человек, который тоже грустил. Это была девочка Ася. Она почему-то мало играла с нами, чаще гуляла в роще одна. Я пробовал спросить её, почему она такая печальная, но она не отвечала. Она вообще была какая-то молчаливая.
Тогда я подошёл к дяде Мише и спросил:
- А почему Ася такая грустная?
Доктор внимательно посмотрел на меня:
- Знаешь, у Аси есть мечта - выйти из больницы и путешествовать по разным городам и странам.
- Почему же она не может этого сделать?
- Понимаешь, когда Ася была маленькой, она заболела одной опасной болезнью. Тогда я и решил построить эту больницу для неё. Ведь Ася - моя дочка.
- Правда? А я не знал! И как вы смогли построить такую больницу? Она ведь такая большая!
- Я раньше был по профессии не доктором и не садовником, а инженером.
- А тётя Маргарита?
- Она - ботаник. Это она высадила все растения в Саду.
- А теперь вы лечите тут и других ребят! Это так хорошо!
- Да. И Асе с ними веселее.
- Неужели её болезнь так и не прошла?
- Нет. Поэтому она и не может выйти наружу.
Как мне стало жаль Асю! Я сам с начала Вечной зимы не мог выйти из дома. Но я не понимал, как Сад может надоесть? Там же есть всё, что нужно для счастья?
Я сказал об этом Асе и понял, что надоесть может всё, что угодно. Не совсем надоесть, но стать чем-то повседневным и слишком понятным и простым.
Тогда я решил подбодрить Асю.
- Ведь от любой болезни можно избавиться. Надо только не грустить. А радоваться всему. Радость ведь как солнце, которое светит из тебя, как через купол волшебного сада.
Ася даже чуть-чуть улыбнулась в ответ.
- Наверно... Но какое оно, это Солнце? И Вечная зима? Я не знаю!..
И я рассказал ей - про солнце, про снег и Вечную зиму. Ей понравился мой рассказ. И она ещё больше захотела выйти из больницы. Снег ей казался чем-то волшебным, а холод - чем-то очень могущественным и прекрасным. Ведь он может остановить время по-настоящему.
И я тоже полюбил холод. Я хотел выйти наружу и понять его силу. Но хотелось мне и победить его. Чтобы Ася тоже смогла выйти наружу и преодолеть свою болезнь.
Мы часто гуляли вместе в роще, пока остальные играли. Мы придумали свою игру - "Деревья". Вначале мы закрывали глаза и трогали какое-нибудь дерево. Аккуратно гладили ствол и листья. Точно так же мы знакомились с другими деревьями и придумывали для них имена. А потом кто-то из нас закрывал глаза, а другой подводил его к дереву. Нужно было на ощупь угадать, какое это дерево, и вспомнить его имя.
Так мы подружились с деревьями.
В роще мы нашли одно необычное деревце - маленькую иву без листочков, но с маленькими почками. Хотя в саду всё время было лето, она готовилась к весне.
***
Настал день, когда мне было пора возвращаться домой. Многие дети брали с собой из сада спелые фрукты и овощи, которых снаружи почти нет. Я взял по одному апельсину для моих родителей. А для себя взял только маленькую веточку ивы – дядя Миша мне разрешил.
Я попрощался со всеми ребятами и уже перестал жалеть, что ухожу из Сада. Надел тёплый свитер и куртку и пошёл по коридору вместе с дядей Мишей и тётей Маргаритой. Вышел наружу, к зиме и ее сугробам.
Я ждал Асю. Мы договорились, что встретимся тут, на крыльце.
И вот она, надев старую куртку дяди Миши, выбежала за дверь и взяла меня за руку.
Перед ней был весь мир, состоящий из снежных полей. Самый прекрасный, самый волшебный и завораживающий.
Она брала снег ладонями - он не таял в них, он был вечным.
И она поплыла в этом белом океане.
Что могли сделать доктор с медсестрой? Остановить её?
Нет, они ждали её на крыльце.
***
Я вернулся к себе домой.
И больше не болею.
А моя веточка покрылась листиками.
Уже апрель.
рассказ
Прошёл дождь, и земля снова липнет к моим сапогам. Несмотря на это, мне нравится состояние сада после омовения. Листья кустов и деревьев блестят от капель, воздух становится свежим и приобретает аромат стриженного газона и цветов, только распустивших свои бутоны. Я люблю работать без перчаток и чувствовать землю руками.
Подул ветер, и ветка зацепила мою серёжку, чем вызвала слабую боль в ухе. Украшение мне подарила Лина через пару недель после прокола. Не знаю, чем думала моя подруга в момент покупки серьги с крупным красным камнем. Но в знак уважения её выбора и вкусов приходится носить. В кармане моих штанов завибрировал телефон. Черными руками отвечаю на звонок:
—Да, мам, привет.
—Доброе утро, ты как обычно работаешь с самого утра? — спрашивает она, явно желая сказать что-то другое.
—Утро - это самое лучшее время для работы, — говорю правду.
— Не спорю. Хотела сказать, чтоб ты приезжал к нам в четверг. Можешь взять с собой кого-нибудь. Мы собираемся вечером, — мама снова приглашает меня на эти встречи, которые я постоянно пропускаю. Ненавижу, когда мою жизнь обсуждают и критикуют. Мне всë нравится, и это главное.
— Хорошо, я подумаю. Пока, — я сбросил звонок и вспомнил про грязь на руках.
Четверг уже завтра. У меня выходной. Нужно позвонить Лине и встретиться, но сначала смыть грязь.
...Лина как всегда прекрасна. Да, опять надела разные носки и немного сонная, но мне это нравится.
Она снова опоздала, поэтому бежит ко мне с виноватой улыбкой на губах. Мы обнимаемся и в первую очередь заходим в кофейню. Этой девушке подошёл бы Раф. И знаете, она всегда берёт именно его. Обожает гортензии. А в кармане моего пальто всегда лежит для неё жвачка со вкусом арбуза.
Проходим переулок, и Лина спрашивает про мои планы на завтрашний день. Приходится рассказать о встрече с семьёй, потому что я не могу врать ей. Моя милая подруга знает всё на свете.
—Ты снова собираешься не пойти? Вы не виделись уже несколько месяцев. Люди меняются, может попробуешь снова? — возмущённо произносит Лина, выслушав меня.
— Не начинай. Ты же помнишь последнюю встречу, — в моих воспоминаниях всплывает зимний вечер и ссора с дедом из-за моей «не мужской» профессии.
— Герман! — она растягивает первый слог моего имени. Это так мило. — Помнится мне, что ты задолжал мне одно желание. И не только мне.
Я больше никогда не буду с ней спорить. Кто-то тоже что-то хочет от меня? Ладно, потом узнаю, сейчас не до этого.
— Ладно! Ладно. Я схожу, но с одним условием. Мы встретимся в тот же вечер и будем смотреть фильм на мой выбор.
***
Мой рабочий день уже закончился. И я почти приехал в дом моей семьи, хотя намеревался отказаться и не ехать. Моя нервная система подготовлена к этому вечеру. По крайней мере, я на это надеюсь.
Без промедления я запрыгиваю на порог и стучу в дверь. Хватило одного удара, чтобы дверь открыл мой брат. Он старше меня на пять лет. И я недолюбливаю его с подросткового возраста. Все родственники всегда ставят его в пример мне: ты видел его оценки, он поступил в замечательный университет, ох, какая красивая у него невеста, занимается спортом и начинает свой бизнес. Мне это надоело. По сравнению с ним я ничтожество, ведь учился на историка, читаю фэнтези, работаю садоводом и у меня до сих пор нет девушки. Зато я настоящий и живой, а не ходячий робот. Зато я знаю, кто я, и мне нравится этот человек.
Раздумывая над этим, я даже не заметил, что мы поссорились. И из-за чего? Он видел меня в этих штанах два года назад и считает, что они мне не идут. По мнению брата, никакая вещь в гардеробе не должна задерживаться больше, чем на один год.
Я резко прохожу мимо брата и двигаюсь на кухню, где спрятана бутылка вина. Дед всегда прячет одну и пьёт, скрываясь от бабушки. Как на зло, моя бабуля находится на кухне. А вместе с ней моя тëтя. Они что-то обсуждали, но, заметив меня, умолкли. Спустя минуту молчания образовалось огромное количество претензий из-за моей серьги.
Я изобразил раскаяние и быстро взял два кусочка моего любимого торта. С ним связано не много хороших воспоминаний, но он всë равно остаётся самым вкусным. Хоть что-то радостное на этом вечере.
Уже предвкушая вкус торта, я налетел на дверной косяк, и сладость разлетелась по полу и задела рубашку. На грохот падающей посуды прибежала мама. Пара новых морщин появились на её лице. Представляю, как ей сложно это признать. Мама попросила унести посуду в раковину, после чего вернуться к ней и помочь с сервировкой стола.
Не прошло и пяти минут, как мы уже всё сделали. Я всегда любил помогать маме с готовкой, уборкой и чем-то ещë. Папа это не оценивал и ругался.
В комнате появляется много людей. А, правда, почему их так много? Или мне кажется? Все уселись по своим местам под ненавязчивую мелодию. Кажется, именно эту пластинку я дарил матери.
Мы начали трапезу. Я наслаждаюсь звоном столовых приборов и смехом моей семьи. Но всë портит голос моего брата:
— Герман, ты так и не решился сменить работу? Под твоими ногтями виднеется земля, — сказано вроде спокойно, но я уже предчувствую бурю, которую устроят мои излишне любопытные родственники.
«Да, Герман. Я заметила, что ты устаёшь и не понимаю твоего рвения к копанию в земле. Да ещë и не в своëм огороде. Мало того, что не в своëм, так он выращивает какие-то непонятные кусты и потом их обрезает. Ничего логичного и интересного. Герман, когда ты кого-нибудь найдешь, начинает казаться, что... Герман, а твой брат вышел на новый уровень в бизнесе» — говорят они наперебой, пока я медленно закипаю от злости.
— Герман, а почему ты нас избегаешь?..
Это была последняя капля, я не могу это больше терпеть. Нет, не так. я НЕ ХОЧУ это больше терпеть.
— Замолчите! — мой голос уже не мой. — Вы сами заставляете меня избегать вас. Мне надоело выслушивать каждый раз, как хорош и умëн мой брат. Почему вы не можете принять тот факт, что я - не он?! И мне нравится моя работа и моя жизнь. Мне нравится грязь под моими ногтями и усталость. Мне нравится читать фэнтези и гулять без дела. Я чувствую себя живым, делая всё это. Чëрт, да мне даже нравится эта серьга! Но меня бесят ваши советы и претензии. Моя жизнь вас не касается! И то, что вы не смогли найти себя в этом мире, не моя проблема. Просто отстаньте от меня!
Я выбегаю из зала и иду в ванную. Холодная вода меня немного успокаивает. Не хватает свежего воздуха и голоса Лины. Она мне нравится, и, кажется, что мои чувства с каждым днём перерастают во что-то более серьёзное и мощное, чем просто симпатия. Но я не хочу портить нашу дружбу, поэтому молчу о своих чувствах.
Медленным шагом направляюсь в свою старую комнату. Не понимаю, как у меня хватило смелости всё это сказать. В доме стало так тихо...
Открыв дверь, я вижу мою маму, которая смотрит на нашу совместную фотографию. Подхожу к ней и сажусь рядом.
— Я не знала, что тебе так сложно. Прости, что не уберегла от боли, — мама нарушает тишину.
Она всегда была излишне сентиментальна, это её главная проблема. После смерти отца депрессия отняла её у нас на несколько лет. Мы не знали, что делать. Именно тогда все родственники начали издеваться надо мной. Может, брат так справлялся с болью, я не знаю.
— Я не злюсь на тебя, мам. Ты не виновата. Думаю, это всё из-за отца. Он всегда критиковал меня, а брат стал его копией. Мне грустно от этого.
— Знаешь, я всегда мечтала о мирной и доброй семье. И, честно говоря, хотела взять у тебя несколько уроков по садоводству. Мне нравится то, что происходит с растениями от прикосновения твоих рук. Они буквально сияют, растут быстрее и часто цветут. В детстве, после того, как ты поливал цветы, они всегда хорошо выглядели. У меня до сих пор так не получается, — мама говорит тихо и спокойно, от её голоса мне всегда становилось лучше. Я лишь улыбаюсь ей в ответ. — Ты уж прости брата и других тоже, не понимают они ничего. Если хочешь, то можешь не приходить. Но не забывай звонить или писать мне. Я волнуюсь.
— Хорошо, я могу приходить к тебе иногда, чтоб посидеть только вдвоём и поговорить. Возможно, приду с моей подругой, еë зовут Лина, вы не знакомы. Она бы тебе понравилась, — совсем не знаю, зачем это говорю.
— Ах, Лина. Конечно, приходите вместе, я буду только рада. Кстати, по секрету, ты ей нравишься. Мы познакомились пару месяцев назад в книжном магазине. Она такая смешная. Из вас получится хорошая пара.
— Что? — я в полном шоке и непонимании происходящего.
Лина и моя мама. Я ей нравлюсь. Хорошая пара. Пару месяцев назад. Чëрт тебя побери, Лина!
— Что-то не так? — мама не понимает, но это не её вина.
— Всë хорошо, даже не так, всë просто прекрасно. Мам, прости, но мне нужно уйти пораньше и исправить один момент в моей жизни. Ты не против? — я мечусь по комнате, думая, что сделать.
— Конечно, сынок. Поторопись.
Мама улыбнулась, и я рванул из дома. Чуть не забыл свой плащ и телефон. Уже почти десять вечера. Скоро Лина выйдет с работы. Я должен успеть забрать еë.
Я бегу, а мысли лишь об одном. Два месяца назад. Я прекрасно знаю, что произошло и что могло бы произойти в тот день. Мы поссорились из-за пустяка, и мне было трудно понять поведение Лины. Девчонка злилась, критиковала и обижалась. Хотя я просто познакомился с молодой продавщицей в цветочном ларьке. Она дала мне несколько советов по выращиванию фикуса и других растений. Как я не понимал, что Лина просто ревновала? В тот день я очень сильно её разозлил, отменив нашу встречу для прогулки с продавщицей. Неудивительно, что Лина столкнулась с моей мамой. Обе обожают читать и буквально пропадают в книжном. Другие люди часто принимают Лину за консультанта, видимо, моя мама в их числе. И, похоже, мама опять слишком много говорила и разоткровенничалась о своём младшем сыне.
Я уже вижу Лину в дверях и направляюсь к ней, помахивая рукой.
– Герман? – удивляется она. – Что ты тут делаешь? Мы ведь договаривались у твоего дома через час.
– Так получилось, но сейчас не об этом. Мама всё мне рассказала. Признайся, что в тот день ты хотела наговорить ей кучу гадостей про меня. Да? – произношу с улыбкой на лице.
Лина обезоружена, она молча улыбается, что подтверждает мои мысли.
- Я не знала, что это твоя мама. Она рассказала об этом только на следующий день, когда мы пили кофе, и призналась, что скучает и очень хочет увидеть тебя. Ну, и мне захотелось исполнить её желание… – моя любовь опускает взгляд и явно ждёт моего ответа.
– Ты мне тоже нравишься. Как ты там говорила? «Ваш сын покорил моё сердце»? – не успеваю я замолчать, как она ударяет меня в грудь и смеётся. – Я тебя не потеряю, – тихо шепчу, прижимая её к себе.
Я понимаю, что Лина принимает меня таким, какой я есть. Со всем недостатками и положительными качествами. Она моя семья. Немного неуклюжая, смешная, очень эмоциональная и одновременно очаровательная. Всю жизнь я хотел лишь внимания, доверия и понимания. Я ждал этого от брата, тёти и других, но получил только от мамы и Лины. Кто бы мог подумать, что нежеланная встреча с семьёй перевернёт всю мою жизнь? И, надеюсь, я больше никому не задолжал желаний.
– Стоп. Мне показалось или это своеобразное предложение встречаться? – маленькое чудо вырывает меня из размышлений.
– Да, Лина, да.
рассказ
Наконец, перед последним поворотом, пятиклашка остановилась. Зачем она неслась сюда? Снова свалить проблемы на Стаса? Ну нет! Она больше так не сделает! Мало он ей, что ли, помогает? Лучше… Может, попросить помощи у Миши? Нет, брат ей не поможет. Он никогда не помогает. И сам учится не лучше ее – с двойки на тройку перебивается. О, можно ведь маме позвонить! У папы-то командировка очередная за границу, с ним и не свяжешься. А с мамой можно.
Алиса сняла портфель со спины и достала из его кармана мобильник. Чехол телефона был облеплен наклейками, а в качестве брелока на розовой ленточке болталась пони. Эта пони в прошлом году попалась Стасу в киндере, и парень подарил ее Алисе. Девочка улыбнулась воспоминаниям и набрала номер.
- Ало, мам, - сказала она, когда гудки прекратились.
- Привет, у тебя что-то срочное? – торопливо спросила ее мама.
- Нет, но… - начала Алиса.
- Послушай, - раздраженно вздохнула женщина, - Через час ко мне придут студенты, а у меня еще не готова презентация. Раз ничего важного, поговорим вечером.
- Ты опять будешь занята. Давай договоримся. Я… - заговорила Алиса так быстро, как только могла, но мама уже повесила трубку.
В еще худшем настроении, чем было до звонка, девочка сунула телефон в портфель и потопала за угол.
- А вот и младшая Стрельникова, - поприветствовал ее Стас, когда она вырулила к черному входу в школу. Прохладный осенний ветерок, идущий от распахнутой двери, взметнул его волосы – черные, словно смоль, совершенно непослушные. Они такие густые, что, вероятно, закрыли бы все лицо, не побрей парень виски.
- Чего застыла? – спросил он.
Алиса смутилась. Ее друг – девятиклассник, учится в одном классе с Мишей – ее братом. Он на четыре года ее старше. Ему скоро пятнадцать, тогда как белокурой недавно стукнуло одиннадцать. Да у него, наверно, даже девушка уже есть! И все же харизма сводила пятиклашку с ума.
"Младшая Стрельникова" глубоко вздохнула, не зная, что сказать. Ну не начинать же ей сейчас жаловаться на приставучую одноклассницу? Стас и так постоянно прикрывает Алису и решает ее проблемы. С тех самых пор, как встретился с Мишей в детском саду. Он, если говорить честно, за это время стал ей ближе брата. Что ни говори, а она до сих пор не понимала, как добрый и отзывчивый Стас подружился с хулиганом вроде Миши. Причем настолько подружился, что оставался у них дома до самого позднего вечера каждый день. А приходил к ним при этом рано утром, еще до сборов в школу.
- Ну и что случилось? – усмехнулся парень, в очередной раз читая по её лицу.
- Настя… - вздохнула Алиса.
Она положила на ступеньку портфель и села на него, рядом с другом.
- Опять тебя исправляла? – спросил он, заранее зная ответ.
- Угу, - Алиса грустно кивнула, - И не просто исправляла. Сначала она дала Марии Владимировне всласть меня помучить. Я будто знаю, как решить это дурацкое уравнение! А учительница: «Да посмотри же ты! Все проще некуда! Ты что за ерунду пишешь?! Стирай! Делай заново! А это еще что?!», представляешь?
- Прекрасно, - Стас улыбнулся, - И не понимаю, почему нельзя в такие моменты начать от души веселиться – раз все равно не отвертеться от двойки, можно расслабиться. У тебя ж не зря кличка ангел, тебя за сарказм так называют. Как начнёшь своим острым язычком болтать, так ничего не остановит. Ни демон, ни страх, ни учителя. Чего стоит одно твое «Ну и что, Наталья Геннадьевна, что у вас еще три часа времени после школы. У меня их нет, и я иду домой сразу после конца этого урока! А если вы не заткнетесь со своими нормативами, отправлю все эти дурацкие мячи за баскетбольную корзину и доставайте их с Марат Ильфатовичем, как хотите!!!»
- Не вспоминай это! – девочка спрятала лицо в колени, пытаясь не засмеяться.
- А чего стоит английский… - припомнил ей Стас выходку с произношением.
- Все! Не надо! Это было слишком!
- А какой ты устроила концерт на музыке… - продолжал он. И Алиса не смогла сдержаться. Она захохотала.
- Всё. Я поняла. Хватит! – сказала она, когда живот уже начал побаливать, а на глаза навернулись слезы, - Я больше не выдержу! И вообще, мне пора на музыку! Ты до скольки сегодня? – спросила Алиса, вставая.
- Долго буду. У меня консультации.
- До скольки? – Алиса закинула портфель за спину.
- Допоздна, - ответил Стас, тоже вставая и беря портфель.
- До скольки? – повторила Алиса настойчиво.
- А тебе какое дело? – хитро улыбнулся парень, подталкивая ее к выходу, - Хочешь наедине остаться?
- Стас!! – девочка рванулась, пытаясь достать кулаком отскакивающего друга.
- До полвосьмого, - сказал он, оставляя ее уже у класса. Проводил же, засранец! Хотя, можно ли так называть ее погоню в попытках ударить?
- Подожду тебя после школы! – крикнула Алиса одновременно со звонком и, лишь получив согласие, зашла в класс.
Там, учительница, ее, разумеется, отругала. А потом, вместе с этой Настей Смирновой, которая песню спела с первого раза правильно, отправила в библиотеку книги разбирать. В качестве наказания. Ну, ее в качестве наказания, а Смирнову, чтобы не зазналась, пока Татьяна Романовна ее будет в пример всем ставить. Только это и слышно «Настя то, Настя это…»! Отличница выискалась. Даже ключ от библиотеки ей выдали, а не Алисе. А ведь она здесь с первого класса учится, а Настя только сейчас пришла! И эта павлиниха еще сразу дверь закрыла, чтоб никто не лез и ключ на окно положила. Вот не тупость ли? И почему Влад с ней дружит?
Нет, вы не подумайте, уж чьего-чьего, а внимания сводного брата Алиса к себе совершенно не хотела. С августа, когда ее родители, на своих-то детей не обращавшие внимания, взяли еще и этого, третьего, жизнь пошла под откос. Он почти такой же взрослый, как Стас. Ему четырнадцать, в восьмом классе учится. Громадина, по сравнению с Алисой. Как не бояться его? Высокий, крепкий, и, бывает, так взглянет!.. Сердце аж замирает. Не без причины, конечно, все эти взгляды. Миша его сразу не принял – со Стасом и еще парой ребят он отметелил Влада в первый же день. Вся грудь и поясница у него в синяках были – Алиса сама видела. Жутко за него испугалась - но он даже взрослым говорить отказался. А она не сказала, потому, что тогда не только он пострадал, и девочка больше беспокоилась за друга. Пока она бинтовала Стаса, никак не могла понять, откуда в его глазах появился огонь сожаления. Ведь и ему крепко досталось. Зачем родители вообще взяли этого Влада? Этот рыжий, с волосами до лопаток, всю их мирную жизнь нарушил! Скучно жили, конечно, но хотя бы не дрались!
Однако, он уже стал членом их семьи, два месяца как, и Алиса ничего не могла с этим поделать. Она посмотрела на Настю, та, как настоящая любимица учителей, принялась раскладывать новые книги из коробок на полки. Стрельникова же, открыла окно, чтобы в комнате было, чем дышать. Почему она должна терпеть компанию этой задаваки? Девочки, с внешностью темного ангела и голосом сирены. Чтобы отвлечься и провести время с пользой, Алиса решила переписать домашку из решебника. И даже этим ей заняться не дали!
- Ты списываешь! - обвинила ее Настя и, после того, как Алиса проигнорировала это высказывание, приказала: - Прекрати!
- Не прекращу! - ответила Алиса раздраженно, вставая и вспоминая, за какие выходки к ней привязалось прозвище Ангелок. - Не прекращу и помогать не буду!
- Почему? - опешила одноклассница, - Почему ты такая злая? И зачем списывать? Ты же так ничего не выучишь!
- Не выучу, и ладно! - Алиса взяла первую попавшуюся книжку и со всей злости швырнула. - Я, знаешь ли, не такая способная, как ты! - второй учебник полетел в стену. - Я тупо не могу сделать всё это сама! Списать - единственное решение! - третья книга пролетела по кабинету и приземлилась на подоконник. Зацепив ключ, она вместе с ним скользнула в окно.
Девочки вскрикнули и выглянули на школьный двор. Книга, а с ней и ключ, угодили в кусты - их никто не заметит.
- Ну отлично! - расстроенная, что ей теперь до вечера прозябать в компании Насти, Алиса села в углу библиотеки и притянула к себе колени. Вот что ей теперь делать? Обхватив ноги руками, она тихо заплакала. Как назло, Настя тут же подошла к ней:
- Ты говоришь, что мне легко учиться, но это не так, - сказала она, садясь рядом, - Чтобы что-то выучить, я сижу над учебниками до поздней ночи. Я не такая способная, как ты думаешь.
Алиса подняла взгляд.
- Что, удивлена? - спросила та. - Сказать, почему я стараюсь ответить на уроках?
- Как хочешь, - буркнула Алиса, отворачиваясь.
Почему это одноклассница разговорилась с ней? Чего она хочет? Неужели она может быть искренне доброй, после всех обзывательств Алисы?
- Родители, - начала девочка и замялась, - Они у меня очень строгие. Распланировали всю мою жизнь от и до. Я должна учиться идеально, иначе меня просто не выпустят из-за парты. Ни погулять, ни заболеть! А знаешь, какой должен быть мой средний балл, чтобы я могла заниматься чем-то, кроме уроков? Выше четырех и семидесяти пяти! Ты же видела, мы с Владом постоянно тусим вместе? Так почти все время мы учимся! Но он это делает ради себя, хочет закончить школу и пойти в медуниверситет. Найти способ лечить астму. "Стать достойным человеком" говорит. А я... У меня нет этого выбора. Хорошо учиться - это обязанность. Стать человеком по указке... Разве так можно?
- Не знаю, - Алиса встряхнула головой, пытаясь вспомнить, что злится, но у нее не получилось вызвать в себе и каплю былой неприязни к Насте, - Наверное, нет. Но с тобой хотя бы общаются.
- Общаются? - усмехнулась девочка, - Я года три ни с кем не могла сойтись. Все реагировали так же, как ты. Я для них заучка. Никому не важно, каковы причины. Хотя...
- А Влад? - перебила Алиса.
Настя казалась ей все более человечной. Почти та же ситуация. Родители, которые не видят твое «я». Для которых есть лишь доча, которая должна хорошо учиться и не мешать. Почему взрослые так поступают? Почему им нет дела до мнения детей?
- Влад? - Настя наклонила голову, и каштановые кудри тут же оказались около светлых вихров Алисы, - Влад особенный. С ним легко. Он очень добрый. Всегда готов помочь. Как-то я плакала тут, в библиотеке. А он… Так со мной ещё никто так не носился! Все сделал, чтобы я пришла в себя. Я... Он как будто видит насквозь. Сразу понял, как успокоить. И не обращает внимания на то, как к нему относятся. Почему ты не попросишь его помочь с уроками?
Алиса обреченно вздохнула. Она вдруг поняла, что хочет всё рассказать Насте. И про брата, которому на нее пофиг, и про родителей, для которых дети - просто проблема. Может, это синдром попутчика? В любом случае, было бы глупо так просто делиться чем-то столь сокровенным.
- Он не поможет. Я не заступилась, когда Миша его… избил. И общаюсь со Стасом, который тоже там был...
- Со Стасом? - Настя нахмурились, будто пытаясь что-то вспомнить, а потом, очевидно не найдя это в своей памяти, сказала, - Что бы ни натворил твой брат, ты можешь не бояться Влада. Он не из тех, кто держит обиду. Попробуй его попросить. - девочка поднялась и взялась раскладывать книги.
- Может быть, - буркнула Алиса и тоже поставила книгу на полку.
Ее одноклассница улыбнулась. И Алисе стало совестно. Совестно и комфортно. Она больше не могла ненавидеть Смирнову. Просто удивлялась, отчего же так много детских жизней изуродовали своими поступками взрослые. Когда через два урока Настя принялась кричать в окно Владу, как раз выходившему из школы, Алиса тоже закричала. В порыве благодарности Насте за поддержку… Однако его слова... "Ты там... С этой?" Столько было в них ненависти, столько злости... Так тщательно, с таким беспокойством Влад оглядывал Настю, когда открыл дверь в библиотеку... Алиса просто не смогла сдержать слез и, быстро, как только могла, побежала к классу Стаса. Опять вывалила на него проблемы, выплакалась, пока он сидел с улыбкой и грустью в глазах и гладил ее по спине, успокаивая. Он тоже посоветовал обратиться к Владу. Сам учился не очень и свою помощь не предлагал. Но Алиса к новоиспеченному брату так и не подошла. Зато напомнила Стасу, что будет ждать у школы. На это он улыбнулся искренне. И девочка, счастливая, побежала в школьный двор. Алисе в тот момент не было никакого дела ни до пронизывающего ветра, ни до гари, поднимавшейся над селом от ближайших торфяников. Она была рада, что ей предстоят лишние час-два общения с другом.
А в семь часов девочке позвонила мама.
- Привет, дочуль, - прощебетала она, - Мне нужна помощь с продуктами. Будь у магазина через полчаса.
- Но, мам! Я ведь писала тебе, я со Стасом в это время хочу увидеться!
- Алиса, - голос женщины посерьёзнел, - Мне нужна твоя помощь, подойди к магазину.
- Но!.. - попыталась противостоять девочка, однако вызов уже завершился.
Ну почему всегда так? - Алиса топнула ногой и зашла в сообщения.
"Стас, прости, мама просит у магазина встретить, я не смогу тебя дождаться ^_^" - написала она другу.
Тот ответил почти сразу: "Не расстраивайся. Помнишь, ты хотела поговорить с ней про уроки? Тебе представилась отличная возможность! Порадуйся этому (◠‿・) !!!"
"А как же ты?" - спросила девочка.
"Со мной все будет хорошо! Провести вечер один я способен!"
"Но я же обещала..."
"Ангелок, все хорошо. Ты давно не общалась с мамой. Побудь с ней. Я переживу."
"Но..."
"Продолжишь настаивать, решу, что влюбилась. Иди давай. Всего хорошего!"
"Ладно... Хорошего вечера!"
"Тебе тоже :-D !!!
Алиса убрала телефон и улыбнулась. Никто, кроме Стаса не мог ей так быстро поднять настроение. Закинув портфель за спину, девочка направилась к магазину.
Там ей пришлось ещё около получаса дожидаться опаздывающую маму. Алиса за это время окончательно замёрзла и с тоской вспоминала, какой теплый шарф у Стаса. Он ведь так часто им делился... И обязательно бы, в отличии от спешащей мамы, заметил бы, что она кашляет. И выслушал, как ее доконал смог. Но матери это было не важно. Всю дорогу до дома она разговаривала по телефону об отчётах лаборатории и накладных. Разве можно настолько не интересоваться собственными детьми?
Спать Алиса легла в ужасном расположении духа. И следующее утро совсем не добавило радости. Смог от горящих торфяников заполнил воздух, и на улице было просто невозможно находиться. А, в дополнение к этому, все ушли из дома раньше нее и, когда Алиса обнаружила у себя температуру, то не смогла даже сообщить маме о слабости, - на телефоне закончились деньги. Решив, что в ее комнате, на втором этаже, слишком жарко, девочка перешла в родительскую спальню на первом. Отсюда будет проще дойти до ванны, если ее начнёт рвать. Ну, или до кухни.
И с каких пор, удивились Алиса, она мыслит так по-взрослому? С тех, когда она начала вставать в школу из-за звонка будильника, а не потому, что ее будит мама? Иронично, если так. Получается, что детство для человека кончается, когда о нем перестают заботится? А если бы она так заболела, когда была младше и не знала, что делать? "Разве можно так наплевательски относиться к судьбам своих же детей?" - именно с этой мыслью девочка заснула на добрых два часа. Ну, как добрых? Кошмары и постоянные вставания, чтобы сменить мокрую тряпочку на лбу на новую.
В какой-то момент ее вывел из состояния сна звук отпираемой двери. Алиса посмотрела на часы. Сейчас около двенадцати. До конца уроков ещё два-три часа. Кто это может быть?
С интересом она встала и посмотрела в щель между дверью и косяком. У входа стояли две фигуры. Первым был Влад. И он кого-то – судя по юбке – девушку, поддерживал. Она жутко кашляла. Казалось, не сможет остановиться. Но вот, парень открыл карман ее рюкзака и достал из него какую-то штуку, приложил к ее рту и, судя по всему, что-то пшикнул. А после, усадив девушку, которая едва дышала, на пуф в прихожей он, прямо в ботинках, добежал до кухни, налил в стакан воды и принес девушке. Та выпила и на пару минут наступила тишина. Она больше не содрогалась от кашля, и Алиса узнала в ней Настю. Ее лицо было бледным. Похоже, ей было плохо. Причем не просто плохо - ужасно. Какие-то проблемы с лёгкими? Обострение из-за смога, стоявшего на улице?
- Спасибо, - наконец сказала девочка.
- Не за что, - ответил ей Влад с такими теплом и беспокойством в голосе, что Алисе стало завидно. Опять. - Пошли, тебе нужно умыться, - продолжил парень, сняв с шатенки ботинки. Та слабо кивнула, и он повел ее к ближайшей двери - в ванную.
Вскоре Алиса услышала шум воды, после чего увидела, как Влад, похоже, оставив девушку одну, вышел в коридор с тряпкой и вытер то, что прежде натоптал. Прежде чем вернуться к гостье, он взбежал по лестнице и принес свои шорты и футболку.
Вскоре вода прекратила литься, и Настя тоже вышла в коридор. Влад подал ей одежду.
- Там есть замок, - указал он на ванну, - обкатись водой и переоденься. Приступ астмы не пройдет, пока ты в одежде, пропахшей смогом.
- Д-да! - Настя, очевидно смущаясь, приняла вещи, - Нальешь чаю? - спросила она охрипшим от кашля голосом.
- Конечно! - Влад кивнул, и они оба замерли.
Между ними - чувства, осенило Алису. Наконец, махнув пышной шевелюрой, Настя вернулась в ванную, после чего послышался щелчок замка. Ещё примерно полминуты Влад стоял у двери, после чего, похоже, опомнившись, отправился на кухню.
Четверть часа прошла прежде, чем он налил чай и сел за стол, ждать. Он даже не доставал из кармана телефон - сидел за кухонным столом, сцепив руки в замок - так волновался. И, вероятно, мог бы сидеть, изображая статую, хоть вечность, по крайней мере, так показалось Алисе, успевшей заскучать, однако, спустя несколько минут, из ванны показалась Настя.
Шорты до колен и футболка были ей велики, что создавало ощущение хрупкости. Мокрые волосы спадали на спину. Похоже, девушка не решилась взять чье-либо полотенце.
Когда она вошла в кухню, Влад на несколько секунд завис, после чего подскочил, убрал с лица выбившиеся из его хвоста пряди волос и подошёл к ней.
- Все хорошо? - спросил он взволнованно.
- Да, - Настя покраснела и, заметив на столе кружки, улыбнулась и села за стол, - Спасибо!
- Не за что... - Влад присел на ближайший к девушке табурет и, забыв про чай, принялся пожирать ее глазами. Та в ответ кидала короткие, заинтересованные взгляды.
Алисе уже наскучило смотреть на милующуюся парочку, но они начали разговор.
- Ты... Откуда ты знаешь, что надо делать, при астме? - спросила шатенка.
Влад окинул ее оценивающим взглядом, и Алиса поняла: то, что он сейчас скажет, не предназначено для чьих-либо ещё ушей. Алисе стало завидно, что такие секреты доверяют не ей... Но она больше не злилась.
- Это долгая... История. Я... Если ты не против выслушать... - Влад смущённо посмотрел на девушку.
- Не против, - Настя пивнула чай.
- Это... Все случилось зимой, когда мне было девять. Моего лучшего друга - Леху, забрала к себе какая-то семья. Это был не первый раз... Но детдомовцев очень часто возвращают. И я надеялся. Через неделю мое желание сбылось. Его вернули. Той семье не понравилось, что он подрался в школе и, даже не выслушав, избитого, они оставили его на пороге. Воспитатель, залепив ссадины, несмотря на то, как он кашлял, отправила его в группу. Он едва смог рассказать мне, так сильно задыхался, что его просто избили, видя, что за него, имеющего хрупкую фигуру, некому заступиться. Потом... Его последний ужин и отбой. Весь вечер и полночи, я сидел с ним. Я... Я видел, как он задохнулся. Таки вызванная воспитательницей скорая не успела. Он... Он скончался на моих глазах. От приступов астмы - такой был вердикт. Я тогда очень сильно... Себя возненавидел. Пытался найти, как я мог бы ему помочь. Тогда и узнал все и... Решил, что больше никто не пострадает, из-за моего бездействия.
Около минуты дети молчали. Даже чай Настя пить перестала. Наконец, она решилась, и положила на плечо Влада руку.
- Я... Я тебя понимаю... - сказала она, своим хриплым голосом. Парень поднял на нее блестящие от слез глаза. Очень долго он напряжённо вглядывался в ее лицо.
- Кого ты потеряла? - наконец спросил он. Совершенно без ехидства. Алисе почему-то показалось, что он не хотел знать ответ - она видела его боль, когда парень, смотря на лицо, читал девушку.
- Подругу. - ответила та, спустя полминуты, - у нее был СДВГ. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. Даша была очень импульсивна. Год назад... У нее тогда забрали приставку с любимой игрой за плохие оценки. После этого, она много раз пыталась прийти ко мне в гости... Обычно я могла ее успокоить, но…Но мои родители... Ты же, знаешь, они очень строгие. Я провинилась, и меня заперли дома на две недели. А она... Даша бросилась из окна. В... - Настя шмыгнула носом, - В ее предсмертной записке было: "Может, если бы вы пустили меня к Насте, этого бы не было". Она погибла... Она погибла из-за того, что меня не было рядом. Понимаешь?! Я виновата! Этого бы!.. - девушка закашлялась, Влад притянул ее к себе и обнял.
- Успокойся, - зашептал он, - Ты не виновата... Попытайся прийти в себя... А то, ведь, сейчас новый приступ будет... Попей хоть... - Влад протянул ей кружку. Она опустошила ее и снова начала нормально дышать.
- Всё хорошо... - наконец сказала она, утирая слезы.
Алиса отошла от двери и, с кружащейся головой, приблизившись к окну, открыла форточку. Вместо свежести в дом залетел смог, и она тут же ее закрыла. Однако, вместо того, чтобы лечь на кровать, осталась стоять.
Она думала о том, кто такие дети. И, почему-то, листая свои воспоминания, она убеждалась в мысли, что дети - это те, о ком ещё заботятся взрослые. Те, у кого есть тыл, безвозмездно им помогающий. А остальные... Те, чьи судьбы изуродованы наплевательством на их чувства взрослыми... Это уже не дети. Все те, кто изуродован... Для кого единственное спасение - подобные им самим... Влад и Настя, она сама и, если вспомнить его нелюбовь возвращаться домой, ещё и Стас. Так много людей, но ведь это наверняка не все... Таких вот маленьких взрослых очень-очень много.
Алиса хотела лечь и уснуть. Но не могла. У нее еще было дело. Она хотела… Принять совет одноклассницы. Подойти к Владу, попросить у него помощи… И извиниться. Решившись, она вышла из комнаты.
Настя и Влад ошарашенно на неё оглянулись. Алисе тут же стало страшно от того, как он на неё посмотрел. С неодобрением, опаской… Но она собрала остатки сил в кулак, и приказала себе продержаться. Не упасть в обморок. Вздохнув, она начала говорить:
- Влад, я… Я хотела тебя попросить. Ты… Ты можешь…
- Прикрыть твой прогул перед родителями? - перебил ее парень и окинул презрительным взглядом.
Алисе вспомнилось, как она промолчала, что его избили. Она прикусила губу. Такая реакция, после всего, нормальна…
- Ты хоть понимаешь, что просишь? - продолжил Влад.
Настя положила руку ему на плечо, будто пытаясь остановить. Но Влад не заметил, он был зол. В глазах пылал гнев. Гнев, за то, что она прогуляла уроки, за то, что услышала историю, которая не предназначалась для её ушей. В голове у Алисы зашумело, а он продолжил:
- Ты понимаешь, что не должна забрасывать учебу? Это важно тебе же! Как можно быть такой безалаберной?
Ах, да, ведь образование – это путь в жизнь, так он считает.
- Алиса, ты!.. - его глаза в гневе сверкнули, и девочка не услышала следующих слов. Она упала в обморок.
Пробуждение не принесло в её жизнь ничего хорошего. Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на своей кровати. Жар ужасно мучал. Интересно, кто её сюда принес? Точно не Влад. С этим взглядом… Он просто не мог. Мама? Ох, как бы это было хорошо. Девочке до ужаса хотелось прижаться к ней и поделиться всем-всем, попросить совета… Но за окном было еще достаточно светло, хоть тучи, говорящие о приближении грозы и закрывали небо. А мама всегда возвращалась затемно. Тогда, может, Миша? Брат?
Собрав все оставшиеся силы, Алиса поднялась с кровати. В глазах на несколько секунд потемнело, но она нашла в себе силы перебороть слабость и, медленно переставляя одну ногу за другой, держась за мебель и стены, направилась в комнату брата. Дверь, коридор, дверь. Она была закрыта. Девочка постучала.
- Ну что там? - ответил брат, перекрикивая звуки стрелялки.
- Я, - тихо сказала Алиса, надеясь, что брат ответил так грубо, потому что думает, будто пришёл Влад.
- Алис, не мешай.
Эх, а она-то думала, что он, старший, заботится о ней.
- Как… Скажешь.
Девочка сбежала по лестнице на первый этаж, пронеслась по коридору. Взяв куртку и отметив про себя, что вещей одноклассницы и детдомовца нет, она выпорхнула на улицу и, схватив велосипед, погнала, куда глаза глядят.
В голове билось отчаянье. Она не могла понять, за что все так жестоки, почему им настолько не важно, что она чувствует… Разве родители, старшие, взрослые, существуют не для того, чтобы заботиться о детях?! Не для того, чтобы оберегать их?! Осознавать это теперь, не как мысль, а как данность, было гораздо больнее, чем уговаривать себя этими словами, чтобы пойти к Владу…
Резко девочка остановилась. Сильный ветер трепал белокурые волосы, капли начинающегося дождя, одна за другой, падали ей на лицо. Красные нос и щеки горели. Слабость подступала с новой силой. Почему мама не позвонила ей ни разу? Почему родители Насти были столь ослеплены амбициями, что не дали ей поговорить с подругой? Почему воспитательница так наплевательски отнеслась к Владу? Почему взрослые не понимают, что любое их действие отражается на детях?!!
Сойдя с велосипеда, Алиса побрела к дому Стаса. Может… Хоть там всё хорошо? Камень за камнем ударялись о ее ноги, шаркающие по залитой небесной водой земле. Ветер пытался буквально снести десятилетнюю девочку. Гроза грохотала за спиной, молнии сверкали, озаряя страшным светом длинную улицу.
Наконец, добравшись до места, Алиса остановилась. У нее не осталось больше ни капли сил. Как ей забраться на ступени? Что скажут его родители? Они с Мишей были тут всего пару раз. Стас не любил бывать дома и почти никогда не говорил о том, что там происходило.
Страшась подняться на крыльцо, чуть не падая с ног от усталости, девочка заглянула в окно.
Гостиная, совмещенная с кухней, была хорошо устроена. На диване сидел мужчина. Рядом стояла женщина и что-то ему кричала. Неожиданно он поднялся и принялся орать на жену. Со второго этажа, по лестнице, сбежал Стас. Черные волосы сильно растрепались, толстовка была накинута в явной спешке. Бросив что-то провокационное родителям, чем вызвав еще больший их гнев, он направился в коридор и буквально через несколько секунд оказался на крыльце.
Когда он увидел Алису, на его лице выразилось полное недоумение, потом беспокойство, затем понимание.
- Вот ты где… - он взял ее за руку и потащил к остановке. Там, бегло осмотрев ее, он ушел, оставив дрожащую девочку одну, но через пару минут вернулся с велосипедом и горячим чаем из автомата. Молча он протянул ей напиток.
Девочка взяла стаканчик озябшими руками. Её ощутимо трясло. Она сделала глоток. Напиток обжёг язык. Но она снова отхлебнула. А потом ещё и ещё.
Около десяти минут прошло в грохоте грома, сверкании молний и созерцании природы. Дождь очистил воздух, и стало легко дышать. Слезы, незамеченные девочкой раньше, высохли. Алиса смогла посмотреть на друга. Вся его толстовка была мокрой, в неё легко забирался ветер, парень чуть не дрожал от холода, но не говорил ни слова. Ждал ее… Ждал, пока ей станет лучше.
- Они… - спросила Алиса. - Они всегда так ругаются?
- Да, - с грустной улыбкой ответил парень, а после, предупреждая вопрос, ответил и на него, - И да, поэтому я не люблю бывать дома. Они постоянно ссорятся, оскорбляют друг друга и пытаются использовать меня как рычаг давления.
Алиса вздохнула. Слабость все еще была при ней, но ей нужен был этот разговор.
- Почему… Ты сказал “вот ты где”?
- Это… - Стас вздохнул, - После того, как я поддался уговорам Миши… После драки… Я понял, что не должен был так поступать с Владом и… Меня накрывало чувством вины. Думал, что свихнусь, когда видел его синяки в раздевалке, перед физрой… Его класс занимается прямо перед моим. Я… Я подкараулил его за школой и попросил прощения. Он славный парень, Алис. Сначала он орал на меня, но… Ты бы видела его лицо после моих извинений. Эта улыбка, Ангелок… Это было нечто. Я почувствовал, что сделал правильно сразу, как всё ему сказал. И потом предложил дружбу. Он не особо к этому привычен, как, впрочем, и я… Но мы обменялись контактами. Я думаю… Думаю, тебе нужно с ним помириться.
Голубые глаза пронзили её, моля. Друг искренне хотел, чтобы всё было хорошо. Заботился о ней, так, как никогда не заботились взрослые…
- Ты… Он же сказал тебе… Он… Как накричал… И… Я не смогла выдержать этот взгляд… Он… Думаешь, он не ненавидит меня? - по щеке Алисы скатилась слеза.
Неужели, в мире, где родителям не важны дети, где можно стать взрослой слишком рано… Есть место счастью дружбы? Неужели, и Настя… И Влад… Неужели…
- Алиса, - Стас встал перед ней на одно колено и потряс за плечи, - Алиса, успокойся. Всё хорошо. Он говорил. Ты ему не безразлична. Он жутко взволнован. Посмотри на меня. Хочешь, я ему позвоню? Не бойся ты так, не отворачивайся. Эй, Ангелок, хочешь с ним поговорить. Не плачь… - он обнял её, - Видишь, всё хорошо. Успокоилась? Готова с ним поговорить?
- Д-да… - Алиса утерла слезы, - Да.
Стас улыбнулся и достал телефон.
- Сейчас наберу, - сказал он, роясь в контактах, - О, вот, нашел. Держи.
Девочка кивнула, шмыгнула носом и взяла трубку.
- Алиса, ты где? С тобой все хорошо? Ничего не случилось? - услышала она взволнованный голос приёмного брата.
- Я… Я на остановке. Со Стасом, - ответила она, радуясь заботе.
- Ох… - выдохнул Влад, - Сейчас подойду. Ты… Прости меня за то, что накричал. Я не заметил, что ты с температурой. Что болеешь. Я… Не хотел. И прости, за все эти взгляды. Настя, пока её провожал, рассказала мне про… Ваш разговор. Она очень за тебя беспокоилась. Это… В общем… Она просила передать тебе, что хочет с тобой встретиться, как поправишься. И… Я в общем очень хочу извиниться перед тобой.
Парень замолчал. Алиса прикусила губу, пытаясь сдержать слезы. С благодарной улыбкой глянула на Стаса и извинилась.
Наконец, после того, как к ней относился Миша, родители, после их безразличия, у нее появилась семья. И друзья. Теперь их четверо.
Все их жизни, все души, так или иначе ранены взрослыми. У всех из них много шрамов, но… Но теперь, им всем есть, за что цепляться. Несмотря на то, что Влад потерял друга, из-за невнимательности к тому воспитательницы, несмотря на то, что Настя лишилась подруги, из-за убежденности родителей в своей правоте, несмотря на ужасную атмосферу в доме Стаса, несмотря на безразличие ее мамы, брата и вечно отсутствующего отца… Они могут быть счастливы, потому, что есть друг у друга. Потому, что дружба может все победить.
Даже, если родители не понимают, что любое их действие влияет на жизнь ребенка и его переживания, даже если так… Их компании нужно донести это до всех-всех взрослых, чтобы те не совершали тех же, казалось бы, незначительных ошибок постоянно. Ведь не единичные случаи, а постоянные приводят к трагедиям и рушат души, заставляют детей слишком рано взрослеть.
рассказ
Монотонный звук ливня под конец так надоел Леве, что он взялся за книги. Их было не так уж много: бабушкины журналы по вязанью, "старье", как окрестил про себя Лева "Гамлета", "Обломова" и другую классику, и, наконец, "Том Сойер", зачитанный Левиным дедушкой, отцом и самим Левой. Знаменитый роман Марка Твена был как-никак чем-то понятным, и Лева взялся за него. Книга открылась примерно посередине - на "Лагере счастливых пиратов".
- Читаешь? Эт хорошо... Всехда любил эту хнигу. Прихлючения, остров, индеец...
Вошедший дедушка сел в кресло. Лева сердито вздохнул.
- Ну почему всяким Сойерам везет, а обычным Левам - никогда? Ну где справедливость?
Дедушка зашелся не то кашлем, не то смехом.
- Кхе -хе - хе! А едь у нас, - проговорил он, внезапно успокаиваясь, - тоже остров на рехе. Я хохда маленьхий был, стащил у брата лодху и туды. Там и пещера имеется, большая такая, с летучими мышами. И яход много. Кхе - хе - хе! Рыбы нет, хрибов нет, а яходы есть! - опять развеселился он.
Но Лева уже не слушал. Значит, тут есть остров! Далеко ли? Наверняка нет - "маленьхий" на дедушкином языке значит не больше двенадцати лет... Двенадцатилетний мальчик смог преодолеть это расстояние без взрослых... А Леве - одиннадцать...
В Левиной голове созрел план.
Между тем, погода улучшалась. Тучи нехотя снимались с насиженных мест и покидали небо, напоминая чем-то стадо слонов. За ними затопали слонята, и, наконец, небо стало похоже на само себя - тихое и прозрачное, как озеро в безветрие. Только над рекой еще висели тучи.
Лева вскочил с постели и прыгнул из окна. Потревоженная лужа в отместку окатила его водой с ног до головы. Подпрыгнув, как кенгуру, он сломя голову пробежал по дороге и нырнул в дверь Димкиного дома.
- Выступление переносится!
- И без тебя ясно, - угрюмо отозвался тот. - По таким лужам не повыступаешь. А ты чего такой веселый?
Лева сделал таинственное лицо.
- Это тайна. Но тебе, так и быть, скажу, - и он зашептал что-то Димке на ухо.
Скоро тот знал о плане друга и умолял взять его с собой.
- Ну ладно, - милостиво согласился Лёва и побежал оповещать остальных членов труппы о переносе представления.
- А ты чего радуешься? - удивленно спрашивали те, и Лева, оглянувшись, по большому секрету рассказывал им о своей затее.
Наконец, оповестив всех, он вышел из дверей последнего дома... и чуть не закричал. Перед ним стояла целая толпа мальчишек и девчонок, желающих отправиться с ним.
- Вы что, с ума посходили, что ли? - наконец закричал он. - Как я вас всех с собой возьму! Допустим, что на каждые три человека будет по лодке. Но тогда нужно будет лодок семь! И вы думаете, что вас не заметят?!
Чуть успокоившись, он вздохнул.
- Придется выбирать. А как тут выбрать? Еще обижу кого-нибудь... Да, нас спасет только считалка. Сидела!
- Ворона! - откликнулся фокусник Гена.
В первый раз считалка выбрала брата Димки по имени Толя. Тот радостно пошевелил ухом, а Лева вздохнул:
- Посмотрим, кто будет вторым.
Ему очень не хотелось брать Толю с собой, но какой тогда толк в считалке?
Ворона пошла во второй раз, и ее избранником оказался клоун Миха.
- Больше мест не осталось! - провозгласил Лева недовольным голосом, так как и Миху он не очень любил.
Дело оставалось за лодкой. Лева мог бы с легкостью взять дедушкину, ведь тот всегда это разрешал. Но, как назло, она была в ремонте, а у Михиной семьи ее не было вовсе. Ребята приуныли.
И вдруг Толя сказал:
- У меня есть мои карманные деньги. Если я соберу их все, то хватит на прокат одной лодки.
Предложение было принято, а Леве вдруг стало немного стыдно.
"И чего это я не хотел брать с собой Толю? Он, оказывается, хороший парень. А ведь мог бы купить себе кота, которого хотел. Я ведь помню - он об этом всем рассказывал."
Встал новый вопрос - о том, что взять с собой.
- Еду, - разумно заметил Миха и по привычке тихо повторил: "ду, ду".
- Тогда и воду. Мало ли кто может жить в речной, - Толя сделал гримасу.
- Спички и пакет для ягод. Решено. Каждый соберет то, что предложил. Отплываем через час. Миха, помоги Толе приволочь лодку к берегу.
Никто и не подумал перечить Леве. Все считали его законным командиром плавания.
В назначенный час все были на месте. В старой, но прочной лодке лежал рюкзак со всем необходимым. Лева прыгнул в лодку.
- Толя, отчаливай! Будешь грести.
Толя уставился на него.
- Греби ты. Я не умею.
- А я умею, что ли?
- А ты не ори!
Миха залез в лодку последним.
- Дайте сесть. У меня сумка - во. Куда ее ставить - не на пол же бросать, мама грязь заметит и все поймет. Ну дайте отдельную лавку, что ли. Ли, ли.
Толя недовольно покосился на Миху, пошевелил ухом и пересел к Леве.
- Не толкайся, - мрачно заметил он.
- Ишь какой нашелся указчик! - рассвирипел Лева.
Началась перебранка. Миха с четверь часа сидел и слушал, как ребята кричат друг на друга, и под конец ему это надоело. Мальчик взял одно весло в одну руку, другое в другую. Помотрел на них. Неуверенно взмахнул ими.
Лодка тронулась. Спорщики ошеломленно уставились на клоуна.
Лева вспомнил, как он с кислой миной принимал Миху в свою команду, и решил, что нужно обязательно подружиться с обоими спутниками. Толя тем временем попытался загладить свой провал. Он с умным видом глянул на небо.
- Через полчаса будет дождь.
- За полчаса мы уже будем там, - ответил Лева. - Если, конечно, Миха будет хорошо грести.
Миха погреб усерднее.
Пятнадцать минут плыли молча. Потом Миха остановился.
- Не вижу я никакого острова.
- Наверное, мы не туда гребем, - предположил Лева. - Поверни вправо.
Миха повернул. Но ребята успели замерзнуть от крепкого ветра, а остров все не показывался.
- Да где ж он? - недоуменно спросил Толя.
Леве стыдно было признаться, что он вообще не знает, куда плыть, и поэтому ответил:
- Спокойно. Все под контролем. Плывем даль...
И тут загремел гром.
Это было так неожиданно, что Миха выронил весла. Те мигом пошли ко дну. Толя пытался было поймать их, но вместо этого едва не выпал сам. Прозвучал второй удар грома, и начался шторм.
Толя съежился на дне лодки. Лева вцепился в борта. Лодку куда-то несло, и волны со злорадством били ее, как взбунтовавшиеся мятежники. И наконец, одна из них заставила лодку встать на дыбы. Миха и Лева сразу же свалились в воду. Толя ухватился было за уключину, но та оборвалась, и он оказался в реке. Отплевываясь, Миха вытянул шею, чтобы проследить, куда поплывет лодка - и только тогда заметил скалу. Лодка со страшным треском напоролась на нее.
Лева вдруг куда-то поплыл.
- Эй, ты куда?!
Но он никуда не делся. Просто заметил удобный выступ на скале и забрался на него. Над этим выступом находился еще один, а вправо наискосок - дерево, неизвестно как выросшее на камнях. Лева со всей силы потянул за ветки - оно крепко держалось. Тогда мальчик осторожно уселся на него, как на лошадь. Толю дерево тоже приняло, а Миха устроился на выступе рядом.
- Эх! Лодка-то наша ко дну пошла! – воскликнул Толя. – Как я её теперь возвращать буду?
- Ничего, что-нибудь придумаем, - сказал Лёва. – Вместе утопили, вместе и возвращать.
- Хорошо хоть, сами целы. Лы-лы.
Около часа сидели мальчики на скале. Наконец Лёва заметил:
- Небо совсем ясное. Предлагаю плыть до берега. Все ведь умеют плавать?
Действительно, небо прояснилось, а река успокоилась. Плавать умели и Миха, и Лева. Все трое спустились в воду. Переворачиваясь время от времени на спину, мальчики доплыли до берега. Тут им пришлось отдохнуть.
Лежа в кустах, Лева вдруг услышал разговор.
- Нет хрибов, и быть не должно. Дождь не хрибной был. И рыбы сейчас нет - шторм всю рыбу распухал. Эт плохо, что хрибов нет, а то бабха пирох бы испехла.
- Ладно, не ворчи, Ваныч. Ну, неправ я был - и что? Старые друзья тоже иногда ошибаются.
- Дед! Дядя Паша! Возьмите нас домой!
- Вот так штука! - удивленно сказал дядя Паша. - Это что ж вы, под дождем так промокли? Ну даете! А мы думали, ты, Лева, у кого-нибудь дождь пережидаешь.
- Ну, айда домой, Томы Сойеры, - улыбнулся дедушка.
Увидев внука с друзьями, бабушка так и ахнула.
- Это где ж вас так угораздило? Вот что. Я сейчас пойду за чаем, а вы чтобы к этому времени были в сухой одежде! У Левки найдется что-нибудь. А потом расскажете, что с вами стряслось.
Слушая Левин рассказ, дедушка вздохнул:
- Да... А я и вспомнил - остров-то на другой рехе был. На Бурлянхе.
Мальчики ничего не сказали. Они поняли, что Лева вел их по дедову рассказу.
- И все-таки здорово было! Ло, ло, - заметил Миха.
- А я и не знал, что столько могу проплыть кролем! - поддержал Толя.
Дядя Паша только смеялся беззвучным смехом, вспоминая, как в детстве тоже плавал к острову.
рассказ
"Молю смиренный и преклоненный,
Сердце истёртое, словно пепел.
Позаботься о моей кончине..."
Mozart, Requiem
Каких-то полчаса, и меня не станет. Она ещё не знает об этом, но испуганные глаза цвета мокрого асфальта наполняются слезами. Дрожащим голосом она шепчет:
– Но кто, скажи мне, кто это мог сделать? Кто мог вызвать их?
– Я не знаю, Марла. Правда, не знаю, – соврал я. – Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.
Ведь это будет твоя самая длинная ночь. А моя последняя. Я целую эти тёплые покусанные губы. Запускаю обратный отсчёт...
О, Марла, моя маленькая Марла, мы вместе, кажется, уже целую вечность, но ты совсем не знаешь меня. А я помню тебя наизусть. Твои вечно холодные руки, которые мне так хочется согреть, веснушки, ямочки на щеках. Такая нежная и покорная, во всём согласная и тихая, как пламя догорающей свечи. Любящая меня всем сердцем.
Иногда мне кажется, лучше бы я не встретил тебя вовсе.
Но нас свёл этот маленький, Богом забытый городок на юге штата Техас, где по вечерам в придорожных кустах шепчутся сверчки, а ветряные мельницы день за днём убивают неосторжных птиц.
Наша первая встреча случилась в дешёвом рыбном ресторане, где я, молодой, ещё не пленённый страшной мыслью, так сильно изменившей меня, играл на рояле каждую пятницу, зарабатывая гроши на жизнь. В тот злополучный вечер ты понравилась моим бесам с первого взгляда.
Зря ты открыла мне свою душу. Зря согласилась тогда поехать со мной. Со временем мой дом стал для тебя тюрьмой. Все эти годы ты наблюдала, как я превращался в чудовище.
Хотя когда-то, кажется, мы даже были счастливы. Я целовал тебя на ночь, ты засыпала у меня на руках. Наверное, это люди и называют настоящей любовью.
Но шло время, и ты всё чаще и печальнее глядела в окно, на мир снаружи, вспоминая о своей матери, которую не видела уже несколько лет, о счастливой и беззаботной прежней жизни. Жизни без меня.
Тогда я и начал осознавать, что мы на дне, и этот ночной кошмар никогда не закончится, как бы нам не хотелось просто проснуться...
Остаётся всего пятнадцать минут.
Я беру мятую пачку с надписью «Курение убивает». Как счастливо мы бы жили, если бы в этом мире убивало только курение!
Но дело обстоит совсем иначе. Убивает всё. Время, любовь, страх, пустота внутри, в конце-концов, убиваю и я.
«Жестокий киднеппер, до сих пор не пойманный полицией», – называют меня в жёлтых газетных вырезках.
«Они не знают, что сам Бог скажет мне спасибо за это», – убеждал себя я, и правила игры были предельно просты. Только тот, кто умер в мучениях, подобно Христу, достоин рая. Тринадцать юных ангелов должны были отправиться на небеса. Я лишь им с этим помог. Это всегда казалось мне правильным.
Но увы, ты далеко не всегда понимала меня. Поэтому, когда я убивал, часто плакала и требовала остановиться. В таких случаях я запирал тебя в ванной. Эти до боли знакомые тебе трещины на кафельном полу, тот тусклый мигающий свет, ты помнишь всё это? Помнишь, как однажды даже разбила окошко над ванной в надежде улизнуть из дома? Помнишь, как рыдала и кричала, что перестала узнавать во мне человека?
И ведь сейчас она тоже плачет. Теперь уже по мне. Глупая.
Стараясь не глядеть ей в глаза, щёлкаю зажигалкой. Руки слегка дрожат. Выкуриваю последнюю. Десять минут.
Знаешь, Марла, пока ты здесь, со мной, кажется, ещё не всё потеряно. Но увы, это лишь на мгновение, ведь я должен тебя огорчить:
– Я останусь тут.
Тотчас же мне прилетает звучная пощёчина:
– Не смей говорить так!
Я криво улыбаюсь, прикрыв глаза. А помнишь, как я безжалостно бил тебя по щекам и втыкал в вены иглы с ядом, притупляющим твою боль? А сейчас, кто из нас жертва - уже не знаю сам. Быть может, мы оба. Жертвы моего безумия.
– А тебе, милая, надо бежать. Как можно скорее. Не нужно меня спасать. От самого себя всё равно никуда не деться.
Но она лишь прижимается крепче. Семь минут до нашей разлуки.
Говорят, что любовь - это искусство. Но вряд ли так можно считать, если вызвана она искусственно, если это любовь вперемешку с животным страхом. В таком случае, она бессмысленна, и от этой истории точно не стоит ждать счастливого конца.
Но она так и не сумела меня возненавидеть.
Меня, такого обозлённого на весь этот несправедливый мир, уставшего, больного и совсем не умеющего любить по-настоящему. Холодный взгляд моих некрасивых глаз.
Пускай про нас никогда не напишут, как про Ромео и Джульетту, мы с тобой совсем не Курт и Кортни, нам далеко даже до Сида с Нэнси.
Кто-то говорит, что истина в вине, Боге, деньгах, но я нашёл её в тебе. Марла, ты – причина того, что я всё ещё жив и причина того, что меня не станет через пять минут.
Всего лишь пять минут.
Приоткрываю крышку старого рояля и с любовью смотрю на 13 засушенных сердец, вырванных мною из груди юных ангелов.
Мои пальцы в последний раз касаются пожелтевших клавиш старого рояля. Реквием Моцарта.
Прости, дорогая. На этот белый танец меня приглашает сама Смерть. Ты же понимаешь, я не в праве отказать. Кстати, у неё твои черты...
Звучат последние аккорды, и я беру тяжёлую канистру с бензином. Разноцветными разводами поливаю холодный паркет. Остатки лью прямо на себя.
Ведь я грязен, порочен, нелюдим. Одержим дикой идеей. И это уже не Господня воля, а и вправду безумие.
Жаль, что я понял это слишком поздно.
Всевышний не услышит моих молитв. Мне, наверное, вообще запрещено молиться.
Да, я попросту жалок. Похож на затравленного зверя.
Я чудовище. Я чёртов псих. Убийца. Твой Стокгольмский синдром. Скорее, милая, покинь это страшное место.
А мне суждено умереть здесь, в этом проклятом доме с тёмными шторами.
Десять, девять...
Беги же от меня, Марла.
Восемь, семь...
Эта пустота разрывает сердце.
Шесть, пять...
Мне не нужен этот мир, если ты не можешь быть счастлива со мной.
Четыре, три...
Уже не страшно.
Два...
И руки больше не дрожат.
Один...
Смотрю ей прямо в глаза и щёлкаю зажигалкой.
Моя Марла кричит, но не слышит себя. Бежит к двери. И больше не оборачивается.
Спустя мгновение комнату охватывает пламя. Горят нотные тетради, рояль, горит её прошлое вместе со мной.
Я ведь с самого начала знал, что мне не сбежать. Именно поэтому полчаса назад я сам набрал 911.
Так было нужно. Не плачь. Меня больше нет. Сотри меня из памяти. Забудь моё имя, теперь я просто горстка пепла. Даже тела не останется.
А если забыть не получится, вспоминай обо мне только хорошее, вычеркни всю боль, которую я причинил тебе, как лишний такт в прекрасной мелодии нашей истории любви.
Я твоё проклятие. Прости, что видела кровь на моих руках.
Нелегко любить мертвеца, не так ли?
Спасайся, Марла. Прячься от этой непроглядной тьмы, пожирающей тебя изнутри.
Ты открываешь эту чёртову дверь, выходишь в необъятный мир. Череда чёрно-белых кадров как в старом кино. За ней - телевизионная рябь. Потеря сигнала.
Всё вокруг окутывают клубы чёрного дыма, он валит из всех окон. Вой сирен оглушает, свет фар безжалостно бьёт в глаза. Она различает силуэты полицейских. Обезумевшая, слабая, босая, смертельно больная мной, падает в грязный снег. Копы берут её под руки и ведут к машине. «Вам больше нечего бояться. У нас есть хороший врач». Она будто и не слышит их вовсе.
Марла, моя маленькая Марла, помни, это не конец. Ты ещё способна найти дорогу в райский сад.
Но, если вдруг демоны памяти не отпустят тебя и случится как-нибудь заглянуть в преисподнюю, там тебя всегда будет ждать твой дьявол. И там ты ещё услышишь мой реквием, милая.
рассказ
"И я кричу – остановите пленку, Это кино я уже смотрел!" - с этих слов начиналось каждое утро моей прогнившей жизни.
Не побоюсь этого слова, бессмысленной. Однообразной и блеклой, будто тот премерзкий растворимый кофе из автомата за углом дома. Не моего, - приходилось идти пару улиц, хотя проблемой это не было. Привычная дорога на работу не обходилась без "я забегу на минуточку за кофе" и ежедневного разлива рутинного напитка. Зачем я так жил? Даже не задумывался, лишь... существовал?
Словно чья-то невидимая рука написала определённый алгоритм, в названии которого встали большие буквы моих инициалов, Л. Н. В. Вам ни к чему моё имя! Вдруг вы - тот самый учёный, что решил проверить работу программы на человеке? Всё я о своём, заговоры, тайны, цифры... На самом деле ситуация предельно проста - жить по-другому я не умел. "Выхода нет", как сказал бы знаменитый Александр Васильев.
Вот и у меня пути иного не имелось. Одна квартира, один путь к работе, одни дела, один путь с работы, даже одежда была схожа со вчерашней. И так из года в год, пока я совсем не запутался в своём предназначении. Может быть, оно и заключалось в образе жизни сказки про белого бычка?
Но не сегодня. Привычно играющие строки песни сменились на нечто новое - необыкновенное детское предчувствие. Новый год и ожидание подарков, радость перед рассказом хорошей новости другу, уверенность в оценке "отлично"... такие знакомые чувства. И именно они настигли меня в то чудопредрекающее утро. Голова чиста, а сердце полно предвкушения. Я жив! Я настоящий, я действительно человек, состою на 60 % из воды, на 34 % из органических веществ, на 6 % — из неорганических. Не только. Я жив, я настоящий, я действительно человек, и состою я из идей. Мыслей, чувств, задумок и слов.
Ещё никогда мои глаза не были так ясны. В них отражались сами небеса, облака светились, а птицы пролетали в зрачках, подцепляя искорки надежды крыльями и свистя от радости солнцу. Сегодня вовсе не обычный день, специально для которого режиссёр достал ещё никем не виденную плёнку. Сегодня я не смог быть прежним, тем Л. Н. В., что числился объектом 8 алгоритма.
Обыкновенная утренняя боль в ногах даже не попробовала заползти в организм, сегодня её не было! Я вскочил, как в детстве, когда мне было 10 лет, а на кухне стоял ароматный ягодный пирог, когда разбудил меня пёс своим лаем и утренним топтанием кровати лапами. С самой широкой в своей жизни улыбкой я вприпрыжку побежал в ванную.
Сегодня ничего не должно быть, как раньше!
Синий костюм с пренебрежением выброшен в дальний угол! Ха-ха, заявиться на работу в гавайской рубашке... Да! Этот день был последним в том угнетающем офисе с гнилыми людьми! Я весь светился от счастья и оранжевых цветов на рукавах.
Никаких сумок на этот раз. Огромный походный рюкзак висит за плечами, а бумаги благополучно помяты и уже наполовину забыты. Скорее, скорее, я буду жить! Кофемат сегодня пустовал, прощай, мой горький утренний друг.
Будто золотистый попугай, я влетел в раскрытые двери дурацкой многоэтажки. Очнитесь, машины, что же вы здесь забыли? Ваш алгоритм пока не стёрт? Я обещал себе верить в их освобождение. Очнитесь!
Достопочтенный начальник каторги бумаг и договоров как всегда в своём серо-стеклянном кабинете.
- Прощайте! Нет меня здесь больше, я подаю на увольнение. Свобода сегодняшним утром настигла меня!
Последняя роспись бумаг в этом тюремном здании. Я счастлив, как в деревне детства, пасущий коров! Слово мне снова 12 лет, а я несусь ласточкой в овраг к ручью, вот только вместо склонов сегодня ступени офисного здания. Лишь ручеёк-шоссе преграждало мне пейзаж. Я свободен!
Всего один шаг. Один шаг - и полная свобода. Передо мной был край счастья, а за ним - бездонное море, море простора, уходящее далеко-далеко вперёд. Я лечу, как птица лечу, я свободен!
Я отныне песчинка природы. Ветер-товарищ роется в волосах, пока я мчусь навстречу свободе. Алгоритм стёрт, а программист-мучитель так и не смог завершить свой опыт . Ны
нче программист своей судьбы - лишь я, в содружестве со стечением обстоятельств. Свободный и счастливый я.
Пишу тебе с полей просторных. Название мест? Помнил бы я его! Вокруг меня лишь травы и возгласы птиц, смешавшиеся в оркестр симфонии. Это - мой новый дом. Пишу тебе, лёжа на земле в окружении ромашек. Завтра отправлюсь в горы, всё выше и выше лететь отправлюсь. Спасибо, хозяйка Судьба, что сегодня я только в твоих руках.
Я жив, я настоящий, я действительно человек, и состою я из того, о чём я сам пожелаю. Я состою из свободы.
рассказ
проснуться.
Пригородная электричка размеренно скользила по окраине города мимо одинаковых многоэтажек, в разномастных окнах которых занимался алеющий рассвет.
Мира была единственным пассажиром в стареньком вагоне, убегающем
от бетонных коробок и грязных бензиновых дорог. Солнце, похожее на огромный ярко-оранжевый яичный желток, наполняло вагон матовым теплым светом.
Свет этот, такой объемный, что хотелось потрогать его руками, создавал странное ощущение, словно этот маленький мир дряхлого, местами проржавевшего вагона существует где-то в безвременном пространстве яркого тепла и мерного стука колес, а время только отдаляется от него, как город за окном.
Мире казалось, что наполняющие ее чувства всеобъемлющего счастья и
топленого, как молоко, предвкушения, сейчас разорвут ей грудную клетку.
Хотелось и, одновременно, совсем не хотелось плакать, и она просто улыбалась,
глядя, как многоэтажки, пятиэтажки и одинокие старые косые домики
сплетаются в привычный глазу городской узор.
Колеса убаюкивающе постукивали, и Мира, прислушавшись, в их размеренном стуке угадывала отдаленное тиканье часов.
Мира отсчитывала стуки колес, как отсчитывают секунды, пока за окном пробегали ее школа с голубым крыльцом, старый двор с одинокой качелью, институтские корпуса и девятиэтажки общежитий. Она куталась в красную бахромчатую шаль и ждала.
Мира знала, что как только электричка прибудет на нужную ей станцию со смешным названием, написанным на выцветшем синем табло, как только колеса-часы остановятся, ей вдруг станет принадлежать целое огромное лето и маленький ярко-зеленый рюкзак. Мира знала, что на перрон выбежит девчушка лет восьми в сарафане на широких лямочках, в босоножках с розочкой, и в этой девчушке, звенящей, как стеклянный шарик, она ни за что не узнает себя.
Мира знала, что этот лохматый колокольчик с грязными коленками и
немытыми ладошками обязательно встретит бабушка в белом платке и
красной бахромчатой шали, пахнущая иван-чаем и луковыми пирожками, а
за перроном в стареньком желтом запорожце, похожем на огромный одуванчик, их будет ждать улыбающийся в усы дедушка, в пропахших табаком карманах которого всегда спрятаны самые вкусные на свете карамельки.
Одуванчиковый запорожец привезет их, пыхтя и кряхтя, к двухэтажному бревенчатому домику, потемневшему от времени и заслоненному от дорожной пыли раскидистой яблоней. И их обязательно встретит лаем рыжий брехливый пес, меняющий клички от Тузика до Дружка по несколько раз на дню.
И мир будет таким чистым и ясным, каким бывает только в детстве, когда утро наполнено запахом травы, домашнего творога, бабушкиных рук и дедушкиного табака, а за окном живет бесконечное, вечное, огромное лето…
…Мира знала, что увидит, если выглянет в окошко, когда электричка
остановится на станции со смешным названием на свежевыкрашенном синем табло.
Каждый год, 1 июня, в 5:15 на вокзал приходила маленькая электричка, состоящая из трех стареньких обшарпанных вагонов с окнами, обклеенными наклейками и помеченными отпечатками сотни пальцев и носов. Мира садилась в нее единственным пассажиром, и, пока солнце щекотало лицо и время, наблюдала, как мимо проносится ее жизнь, унося туда, куда рвалась ее душа.
Электричка совершала только одну остановку: на той самой станции, где детство Миры, ее бабушка с дедушкой и любимый зеленый рюкзак становились реальными и осязаемыми, пусть их и отделяло вагонное окно.
Остановка всегда длилась ровно семь минут. Семь самых коротких на свете минут. На первой секунде восьмой минуты колеса мягко приходили в движение, запуская время в обратную сторону. Счастливые картинки подергивались рябью, как задетые рукой отражения на воде, а затем медленно, постепенно растворялись, и за ними проступали глазницы просыпающихся многоэтажек и сливающиеся в движении общежития, институтские корпуса, старой двор и школа с голубым крыльцом…
Максим Плотников
рассказ
- Возьми меня с собой, когда снова поедешь! Пожалуйста! – упрашивал он.
- Никак не могу, сынок, работа у меня такая, – ответил отец.
- Ну, пожалуйста! Я тебе помогать буду! – Марк просительно заглянул в глаза родителю.
- Папа же сказал, что не может, потому что он там работает, а не отдыхает, – перебила его идущая рядом мама.
- А кем ты будешь работать, когда вырастешь? – спросил отец, - Может ты тоже станешь тем, кто много путешествует.
- Я стану рыцарем! – немного подумав, сообщил Марк.
- Рыцари жили много-много лет назад, а сейчас таким уже никто не занимается, может выберешь современную профессию, например, ты можешь стать космонавтом, они путешествуют на небо к звёздам, – сказал, улыбаясь, отец.
- Да, у них ведь и шлемы ещё лучше, чем у рыцарей, – обрадовался Марк.
Впоследствии он часто мечтал о том, как отправится в путешествие на небо к звёздам. А когда люди вступили в контакт с инопланетянами, это Желание только усилилось, Марк хотел посетить миры, из которых явились пришельцы.
Но сейчас, когда его мечта исполнилась, он не испытывал особой радости, только страх, волнение и холод.
Оглянувшись, Марк мог видеть прорезь иллюминатора, тянущегося вдоль стены. Он был шириной сантиметров тридцать. А за толстым слоем стекла царила тьма, которую заполняли тысячи мерцающих огоньков. Марку казалось, будто космический холод проникает через бронестекло, касается его спины своими ледяными щупальцами.
- Стой ровно! – холодным голосом приказал человек с пластмассовым лицом. Марк вздрогнул и выпрямился, уставившись прямо перед собой. Пластмассоволицый мужчина поправил воротник Марка и пошёл дальше. На самом деле лицо этого человека не было пластмассовым в прямом смысле этого слова. На первый взгляд, он выглядел как обычный мужчина средних лет. Но если приглядеться, то становилось видно, что в человеке есть что-то неестественное. Как будто внутри него сидело некое существо, управляющие его движениями. И это существо не до конца понимало, как работает человеческая мимика. Марк называл эти лица пластмассовыми. Раньше он часто видел таких людей в телевизоре, но ничего не замечал. Потому что не знал, что они ненастоящие.
Пластмассовый человек шёл вдоль шеренги детей, периодически останавливаясь и делая замечания, либо поправляя одежду. Он явно нервничал, поэтому изображал человека хуже, чем обычно. Дети, стоявшие вдоль стены, были одеты в одинаковую серую форму. Все они, как и Марк, оказались здесь по одной причине, - когда им исполнилось одиннадцать лет, к ним прилетел почтовый дрон и принёс повестку.
Помещение, в котором они находились, было прямоугольным и вытянутым. Всю длину одной стены занимала узкая прорезь иллюминатора. Пара столов и несколько стульев были прислонены к противоположной стене. Стальные стены покрывала краска песочного цвета. Комнату освещали бледно-жёлтые лампы. Они были круглыми и ползали по потолку при помощи шести металлических лапок. В данный момент все лампы в помещении встали в линию над строем детей.
Дверь в плохо освещённой половине комнаты с шипением отошла в сторону. И через проём, пригнувшись, прошёл лейфит. Он был высок, примерно два метра ростом. Отдалённо походил человека – две руки, две ноги, голова. Но кожа светло-серая, а глаза и нос отсутствуют, только рот человеческий. Вытянутое лицо расчерчено неглубокими бороздами. Вокруг лысой головы неподвижно висят пять белых светящихся сфер. Они похожи на маленькие шаровые молнии и вместе образуют дугу. Марк знал, что лейфиты видят этими штуками, поэтому мысленно называл их лампоглазыми.
На этом лейфите была чёрная с красным форма, которая выдавала в нём высокопоставленного офицера. Одна из лампочек, торопливо побежала на встречу лейфиту, словно хотела выслужиться. Дети синхронно выполнили давно заученное движение: каждый из них коснулся груди двумя пальцами, а затем вскинул руку вертикально в верх.
- Служу императору! – произнесли они воинское приветствие. Ребята говорили на лейфязе, языке, что использовался в государстве пришельцев. Когда хор детских голосов смолк, человек с пластмассовым лицом тоже отдал честь и крикнул: «Служу императору!» Лейфит молча отдал честь, хотя полностью распрямить руку у него не вышло, так как пальцы упёрлись в потолок.
- Меня зовут Герзио Ёглс, я старший помощник капитана Киония Зерна и говорю от его имени, - начал свою речь лейфит, – я приветствую вас на борту броненосца «Клинок Тареонта», на ближайшие три месяца это ваш дом!
«Три месяца», - с горечью подумал Марк. Этот срок показался бы ему длинным даже когда он жил на Земле, а офицер говорил об имперских месяцах, в каждом из которых сто сорок шесть имперских суток, а в имперских сутках тридцать часов. Если переводить в земное время, то ребятам предстояло провести на корабле примерно полтора года. Полтора года они не увидят дом и родителей.
- Человечество в долгу перед высшей расой. Мы, лейфиты, избавили вас от вируса и погасили войны, что сжигали вашу цивилизацию изнутри. Вам же предоставлена возможность выплатить долг империи. Я впервые работаю с людьми, но думаю, могу на вас положится, - лампоглазый сделал паузу, а затем повысив тон спросил, – Я могу на вас положится?
- Да! – ответил нестройный хор детских голосов.
- И ещё, хочу предупредить, – мы летим не на увеселительную прогулку, а на войну, жестокую, но справедливую. Нам предстоит сразится с разумными растениями – дриадами, мы должны изгнать этих подлых захватчиков из скопления Плеяд, чтобы защитить гнортов – такую же беззащитную расу, как и вы, люди. И хоть вам и не придётся участвовать в сражениях, но я хочу знать, что вы не дрогнете, даже в минуту смертельной опасности, - офицер рявкнул, – Не дрогните!?
- Не дрогнем! – ответили ребята.
- Сэр, - обратился человек с пластмассовым лицом к лампоглазому, – уверяю вас, эти маленькие люди прекрасно подготовлены к несению службы и каждый из них стоит нескольких обычных кочегаров. Я ручаюсь за них!
- Надеюсь, вы правы. Что ж, старт через два часа, подготовьтесь, – лейфит отдал честь и направился к выходу.
- Служу императору! – крикнули ему вслед дети и фальшивый человек. Так началась служба Марка в качестве звёздного кочегара.
В его отряде было тридцать пять человек, сам отряд делился на пять групп, в каждой из которых было по семь ребят. Вначале человек с пластмассовым лицом увёл первую группу. Через несколько минут после этого корабль пришёл в движение, пол вздрогнул и наклонился. Но системы искусственной гравитации быстро адаптировались к появившемуся ускорению, и пол вернулся в нормальное положение.
Планета Грайс представляла из себя одну большую военную базу, броненосец «Клинок Тареонта» только что покинул её орбиту и стремительно уносился прочь. Он летел к скоплению Плеяд. Параллельно нему двигался другой броненосец того же типа и ещё несколько более лёгких кораблей сопровождения. Пару таких кораблей было видно через Иллюминатор, перед которым столпились дети. Им открывался вид на тёмные угловатые силуэты, которые волочили за собой хвосты из яркого голубого пламени. Иногда сквозь бирюзовые струи огня проскакивали оранжевые сполохи.
Полюбовавшись на диковинное зрелище, ребята отправились обживаться в каютах. Дверь в дальнем конце кают-компании, где проходило построение, вела в узкий коридор, вдоль одной из его стен и располагались двери кают. Каюта звёздных кочегаров представляла из себя тесную комнату с низким потолком, на котором сидела шестиногая лампа. В помещении было четыре кровати и встроенный в стену шкаф, для личных вещей кочегаров. Около двери на стене был экран, в данный момент на нём горели изумрудные цифры – точная дата и время. Двадцать восемь часов пятнадцать минут, пятьдесят второе число шестого месяца, четыреста девяносто восьмого года.
Соседями Марка были Никола, Теодор и Жан. С Николой и Теодором Марк познакомился позже, так как они были из первой группы. Жан, как и Марк, попал во вторую группу. Он вёл себя дружелюбно и жизнерадостно. «Здесь как-то мрачно, но мы это исправим», - сказал Жан, вешая на стену над кроватью постер с человеком-пауком.
Спустя несколько часов на экранах в комнатах, где жили кочегары, красным высветилась надпись: «Вторая группа к работе». Семь человек, в том числе Марк и Жан, выстроились в кают-компании. Вскоре явился человек с пластмассовым лицом. Он повёл юных кочегаров к месту службы. Они шли по широкому стальному туннелю, уходящему куда-то во тьму. Иногда по коридору проносился тёплый, пахнущий нагретым металлом ветер. Лампы здесь были больше, чем в жилых помещениях и имели форму двояковыпуклых линз. Одна из ламп сопровождала ребят, освещая им путь. Когда они подходили к двум другим лампам, те вспыхивали с тихими хлопками. Одна из них перехватывала эстафету и шла с людьми дальше, а та что сопровождала их до этого, позвякивая, бежала по потолку назад на свой пост.
Люди остановились перед дверьми лифта, те со скрежетом разошлись, впуская ребят. Помещение лифта было большим, он явно подходил для перевозки грузов. В углу лифта, прислонившись к стене, стояло чудовище. Это существо было чуть ниже, чем лампоглазый лейфит, но оно было массивным и широкоплечим. Его голова походила на что-то среднее между мордой крокодила и медведя. Её покрывала пепельно-серая шерсть. Глаза существа были маленькими рубиново-красными, словно тлеющие угли. А длинные мускулистые руки покрывала та же серая шерсть. На каждой руке по шесть пальцев. Правда, на правой руке пара пальцев искусственные, стальные. Чудовище было одето в жилет и штаны из грубой чёрной ткани. На поясе существа висела кобура и чудовищного размера нож.
Двери закрылись, заперев людей в лифте с монстром. Дети сбились в кучку в противоположном от монстра углу лифта, посередине стоял пластмассоволицый человек. Какое-то время они ехали молча, только из-за стен лифта раздавалось шипение и протяжный скрип.
- Это те самые люди? – спросило чудовище, на ломаном лейфязе. Когда существо открыло рот, стало видно его длинный язык, он постоянно менял цвета, окрашиваясь то в один цвет радуги, то в другой.
- Да, это люди, – ответил фальшивый человек.
- Забавные, пророкотало чудовище с радужным языком.
- Почему вы не отдали честь? – помолчав, спросил человек с пластмассовым лицом.
- Вы ниже меня по званию, старшина, - ответило существо.
- Мы не на Тареонте, - отмахнулся монстр.
Двери лифта открылись, фальшивый человек вышел, махнув рукой, чтоб дети следовали за ним. Выходя из лифта Марк оглядывался, стараясь получше разглядеть чудище. Также, как и само существо провожало ребят заинтересованным взглядом, пока двери не закрылись. Монстр с неоновым языком, – мысленно окрестил Марк существо, встреченное в лифте.
- Это был герид. Каждый раз, когда гериды врут, их язык меняет цвет, – сообщил человек с пластмассовым лицом.
- Послушай, Марк, ты ведь знаешь, что инопланетяне делят все народы на классы? – спросил Жан Марка, ткнув его в плечо.
- Да, - ответил Марк, оглядываясь по сторонам. Они шли через лес из толстых, как колонны, гудящих труб. В некоторых местах из труб вырывались струйки пара, а с потолка свисали лианы кабеля.
- Но ведь люди не первого класса, а старшина сказал, что он представитель расы первого класса? – Жан с тревогой взглянул на Марка.
- А ты что, не замечал, что он… Ну, не очень похож на человека, у него лицо как бы пластмассовое, – сказал Марк.
- Но зачем оно притворяется человеком?
- А тебе бы больше понравилось, если бы он выглядел как монстр в лифте?
Наконец, люди вошли в просторное, залитое холодным светом помещение. Вокруг стояли терминалы, мерцавшие десятками цветных огоньков. В нескольких метрах от входа пол обрывался в пропасть. Только лишённый перил стальной мостик вёл к противоположной стене. По краям мостика были установлены кресла с сильно наклонёнными спинками, выступающими за край моста. Кресел было шесть и в каждом лежал юный кочегар, в строгой серой форме. А из-под потолка вертикально вниз били шесть лучей бело-голубого света. Часть спинки каждого кресла и голова лежащего на нём кочегара были погружены в один из этих потоков света.
Свет, из которого состояли лучи, был не ярким, но при этом очень плотным. Поэтому казалось, что световые колонны состоят из твёрдого вещества. Вверху колонны были ровного бело-голубого цвета, а после прохождения сквозь головы детей их пронизывали многоцветные ажурные структуры. Они постоянно меняли форму и цвет. Переливаясь и закручиваясь в призрачные вихри, эта субстанция утекала вниз, в залитую ледяным светом ревущую бездну.
Загадочное вещество называлось – ратиум. Ратиум является материальным продуктом умственной деятельности и используется как топливо для космических кораблей. Дело в том, что только воображаемое топливо может заставить корабль, вопреки законам физики, двигаться быстрее скорости света. Лишь благодаря ратиуму имперские корабли преодолевают расстояние в десятки световых лет за считанные дни. Вырабатывать это чудесное вещество может мозг многих разумных существ, но мозги человеческих детей делают это намного эффективней, чем мозги других существ. Ещё одним условием создания ратиума является то, что мозг кочегара должен облучаться дельта лучами.
В данный момент шесть кочегаров работали, а седьмой член группы просто находился рядом на случай, если кому-нибудь из его товарищей станет плохо. Сейчас запасным кочегаром была Карина, девочка с тёмными волосами. Она сидела на краю стального моста, свесив ноги и глядя на ратиум в световой колонне. Когда Карина заметила вторую группу, то вскочила и приветственно помахала рукой.
- Смена! – крикнул человек с пластмассовым лицом, и его голос эхом отразился от стен машинного отделения.
В ответ на крик раздались тяжёлые шаги. Стальной мост уходил в тёмный туннель. Там во тьме появились три расположенных друг над другом фиолетовых огонька. Огоньки оказались глазами существа, которое вышло из туннеля. Его тело полностью состояло из серебристого металла и было сегментированным, словно насекомое или броня рыцаря. Существо было высоким и худощавым. Голова имела странную т-образную форму. Круглые глаза-окуляры горели фиолетовым огнём за стеклом линз. Руки и ноги существа были длинными и тонкими. Оно опиралось на огромный посох из чёрного металла. Можно было подумать, что это не живое существо, а робот. Но фальшивый человек рассказал детям о том, что они встретят клайна, существо которое срастило свою плоть с металлом. Он говорил, что если назвать клайна роботом, то он обидится и оторвёт тебе голову. Поэтому дети поёжились при появлении исполинского стального скелета.
Выйдя на середину моста, клайн три раза ударил посохом пол, выбив снопы искр. Терминалы в ответ запищали и замигали разноцветными огоньками. Световые колонны потускнели, а лежащие в креслах кочегары начали шевелиться. Они щурились, будто только что проснулись. Их места заняли ребята из второй группы. Марк надел на запястья браслеты, соединённые с креслом кучей проводов. Затем лёг, погрузив голову в поток дельта лучей.
Он позволил мыслям смешаться с реальностью, а реальности с мыслями. Уродливые фантомы, обитающие в холодной черноте космоса, проникали в сознание Марка и смешивались с его мыслями. Они превращались в наполненные жизнью и энергией образы. Которые уносились в ревущее пламя реактора. Марк забыл, что у него есть тело, ему казалось, будто он –одно лишь сознание посреди моря хаоса. Он не знал, сколько это продолжалось, в чувство его привёл только слабый удар током. Марк приподнялся, вынырнув из сияющей завесы. Он поморгал, привыкая к освещению. На стальном мосту перед ним стояли ребята из третей группы.
Кочегары устали после тяжёлого дня, состоящего из погрузки на борт корабля и самой работы. Поэтому, вернувшись в каюту, Жан почти сразу упал на кровать и уснул. Лампа на потолке светила не в полную силу, из-за чего комната тонула в жёлтом полумраке. Марк взглянул на экран, отображающий время. Было уже пятьдесят третье число шестого месяца. Среди личных вещей, привезённых из дома, Марк отыскал фонарик и блокнот. На первой странице он карандашом написал число 437. Именно столько дней осталось до того, как он вновь обретёт свободу.Следующие дни походили один на другой. Впрочем, само понятие день утратило актуальность, так как здесь не было закатов и рассветов. За иллюминатором всегда царила тьма, которую населяли яркие, но холодные звёзды. Двигатели корабля нужно было постоянно снабжать топливом. Поэтому группы кочегаров беспрерывно сменяли друг друга. Пока одни работали, другие спали или отдыхали. В качестве еды детям выдавали батончики из белого волокнистого вещества. На вкус это отдалённо напоминало сыр или что-то типа того. После одного такого батончика есть не хотелось целые сутки. Чистую одежду и средства гигиены так же выдавали регулярно. А раз в два дня человек с пластмассовым лицом приносил шоколадки.
Он говорил, что все нужные людям вещества есть в батончиках, а шоколад нужен лишь для поднятия настроения. Но в случае проблем с дисциплиной он грозился оставить виновных без сладостей. Впрочем, даже это звучало страшнее, чем угроза отобрать кубики. Дело в том, что ещё в начале полёта фальшивый человек выдал каждому по кубику Рубика, со словами: «Эта игрушка популярна на всей вашей планете, а значит подойдёт каждому из вас!»
Мало того, что большей части ребят кубики были неинтересны, так как ещё у кубиков было две жёлтых грани, о чём один из кочегаров поспешил сообщить старшине.
- Паршивец, разве ты не видишь, что это разные оттенки? Даже я это вижу! За твою наглую шутку я конфискую твой кубик Рубика! – ответил тот, изобразив злость на лице, и отобрал у проявившего инициативу мальчика кубик.
Марк пометил фломастером квадратики на одной из жёлтых граней кубика. После чего разобрал его и честно пытался собрать обратно. Через десять дней человек с пластмассовым лицом снова выдал всем по кубику Рубика. Видимо прошлые кубики кочегары к этому моменту должны были сломать или потерять. Впоследствии старшина всё с той же периодичностью продолжал снабжать кочегаров кубиками. Так было положено по уставу. Кубики собирали на скорость, из них строили пирамиды, их выигрывали и проигрывали в карты, привезённые с Земли, но чаще всего с кубиков отдирали липкие разноцветные бумажки и клеили на свою серую форму. Пластмассоволицый ругался и требовал убрать это непотребство. Поэтому бумажки клеили на внутреннюю сторону рукава, закатав его. А когда появлялся старшина, рукава раскатывали. Ходить с закатанными рукавами в любом случае не дозволялось, так как на правом рукаве был вышит порядковый номер кочегара.
Мир Марка стал очень маленьким. Он то спал в каюте, то играл в карты, сидя за столом в кают-компании, то шёл по тёмному коридору на службу, то зависал в вихре хаотических иллюзий, пока его мозг пронзали дельта-лучи. Когда выпадала очередь Марка быть запасным кочегаром, он бродил по мосту над сияющей пропастью, разглядывая машинное отделение. Одна смена длилась несколько часов, так что Марк в подробностях изучил и даже, как мог, зарисовал это странное место.
Иногда появлялся главный механик. Обычно он ходил по мосту выстукивая посохом какие-то послания, приборы в ответ протяжно пищали. Клайну повиновался не только корабль, но и небольшие крабы, такие же металлические, как и их хозяин. Они сновали туда-сюда, используя для передвижения как горизонтальные, так и вертикальные поверхности. Марк задавался вопросом – роботы это, или живые существа, как сам клайн? Но спросить это у клайна Марк не решался. Однако со временем он привык даже к этому стальному скелету и его механической свите.
Служба начала казаться Марку монотонной и скучной, хотя поначалу казалось опасной и таинственной. Из своего маленького мирка через щель иллюминатора он наблюдал за большим и тёмным миром, где в пустоте космоса выстроился караван кораблей, которые ощетинились пушками, словно дикобразы иглами.
В данный момент Марк сидел на полу в каюте, облокотившись на кровать. Поверх матраса он положил блокнот, в котором пытался зарисовать одного из механических помощников клайна. Чуть выше на странице был не получившийся рисунок, а число 411. Кочегары уже почти тридцать имперских суток жили на борту броненосца. Первая группа только что отправилась на службу, а Жан ушёл в кают-компанию, так что Марк был в комнате один. Тишину нарушал только низкий гул, доносящийся откуда-то из-за стен.
Когда дверь с шипением открылась, Марк вздрогнул и обернулся. Вошёл Жан, на ходу закатывая рукава. Их покрывали квадратики всех пяти цветов. Одна бумажка отклеилась и спланировала на пол.
- Короче… - начал говорить Жан.
- У тебя штука отпала – перебил Марк, указав на пол.
- А, спасибо! – Жан поднял бумажку и стал пристраивать её обратно на рукав, - Короче, старшина отправил первую группу в кочегарную, а сам ушёл в другую сторону, сказал, что типа мы уже запомнили дорогу и дальше будем ходить одни.
- Здорово! - обрадовался Марк.
- Ага, без него будет лучше, – согласился Жан.
- Так у нас появится возможность посмотреть на остальной корабль.
- Ты собираешься бродить по этим коридорам?
- Да, корабль же огромный, а мне жутко надоело видеть одни и те же места, - сказал Марк, поправляя ластиком лапу нарисованного робота.
- От старшины прилетит, если узнает.
- Надо ходить так, чтобы не узнал, если гулять не долго, то не заметит.
- А если встретим одного из этих… Ну, мы в лифте такого видели, - Жан сел на пол, прислонившись спиной к двери.
- Монстр с неоновым языком, – пробормотал Марк и стал перелистывать блокнот на то место, где он нарисовал это существо.
- Старшина их как-то по-другому называл, но ребята из других групп говорят, тоже таких видели. Что они с нами сделают, если увидят, как мы шляемся где попало? – спросил Жан.
- Эти существа, конечно, похожи на монстров, но они разумны и говорят на понятном нам языке, и с чего бы им причинять нам вред?
- Но ты же знаешь, как они мыслят, может, у них мозгов только на то, чтобы говорить и держать в руках оружие, не зря ведь их народ в империи низкого класса.
- Жан, но ведь и люди низкого класса, по-твоему, у нас тоже мозги только чтобы держать в руках оружие? – спросил Марк.
- Я знаю, ты часто говоришь, что старшина нам врёт и всё такое, но помнишь, он говорил, что если бы империя не вмешалась, то люди уничтожили бы друг друга ядерным оружием, этим его словам я верю, - с грустью сказал Жан.
- Но большинство людей не глупые кровожадные орки, которым нужно руководство инопланетян, и я уверен, что эти существа такие же, - возразил Марк.
- Они солдаты или что-то типа того, значит жестокость для них в порядке вещей, а мы для них какие-то уродливые твари, так же, как и они для нас.
- Да перестань ты. У солдат есть такая вещь как дисциплина, и они не будут убивать членов экипажа, даже если они, по их мнению, похожи на крыс.
- А я не говорил, что они нас будут убивать, может, просто поиграют, посмотрят, в какую сторону у нас сгибаются руки, а в какую нет, послушают наши смешные крики, может, даже захотят посмотреть, какого цвета у нас кровь, - рассуждал Жан.
- Если бы они так делали, их бы держали взаперти, - оборвал его Марк.
- Ну, звучит логично, хотя, знаешь, что ещё звучит логично, - сказал Жан, вставая, – Логично звучит выдавать новый кубик Рубика, только когда сломается предыдущий, – он указал на угол кровати Марка, где поверх книги Жюля Верна «Путешествие к центру Земли» лежали два кубика. Один из них Марк собрал, но теперь оба они были одинаково чёрными. Большая часть цветных бумажек пошла на рукава Жану, Марк же клеил только синие, это был его любимый цвет.
- Ладно, пойдёшь в карты играть? – спросил Жан.
- Не, нет настроения, - отмахнулся Марк.
- Кстати, с рождеством! – сказал Жан, почти выйдя из каюты.
- В смысле?
- Ну, сейчас по календарю рождество… вроде бы.
- А ты следишь за земным календарём? – спросил Марк.
- Нет, это Аня из пятой группы сказала.
- Тогда можете построить ёлку из кубиков.
- Хорошая идея, - согласился Жан и вышел из каюты. Марк вернулся к попыткам нарисовать робота.
Без надзора старшины ребята чувствовали себя намного свободней, они шли, закатав рукава, на которых красовались цветные квадратики, и болтали о всякой ерунде. Но при этом они старались держатся поближе друг к другу, в свете лампы, ползущей над ними по потолку. И говорили кочегары вполголоса, словно боялись, что во тьме, в той части коридора, которая не освещалась лампой, скрывается нечто, способное их услышать.
Но самым страшным было позвать механика. Нужно было громко крикнуть: «Смена?»
Когда ребята пришли в машинное отделение, то несколько минут никто не решался сделать это.
- Ну давайте! Из-за вас моя группа будет работать больше чем надо! – торопил их Джонни из первой группы, в данный момент он был запасным.
- Ладно, я его позову! – сказал Тони, он был самым высоким среди второй группы, и не носил бумажки с кубиков, говоря, что ему не к чему эти украшения.
- Смена… - крикнул Тони, сделав шаг вперёд. – Смена! – повторил он ещё раз, решив, что первый крик был тихим. Тогда из тёмного туннеля явился высокий стальной скелет и произвёл, ставший уже обыденным, ритуал смены.
- Я собираюсь посмотреть, что находится ниже того этажа, где мы живём, -заявил Марк, когда вторая группа ехала в лифте после службы. Ребята, до этого тихо говорившие друг с другом, замолчали и уставились на него.
- И я хотел спросить – хочет ли ещё кто-нибудь прогуляться? – набравшись смелости, спросил Марк.
- Ты всё-таки, решил делать глупости, - пробормотал Жан, перед этим говоривший с Кристиной на французском, - она одна из второй группы знала его родной язык.
- Неплохая идея, - отозвалась на предложение Марка Лена, она стояла в углу лифта и мелом писала на стене слово – «Привет». Лена написала его на русском и английском, стараясь писать мелко, но понятно.
- Я согласен с Жаном, - сказал Тони, - нам нужно держаться вместе, здесь ведь заблудиться легко.
- От лифта до дома рукой подать, и все прекрасно знают дорогу – возразил Марк.
- Да не они заблудятся, а ты! – ответил Тони.
- Мы будем оставлять отметки мелом, как в сказке, где бросали хлебные крошки. Кстати, Жан, напиши бонжур, вдруг после нас здесь будут работать другие любители лягушек, - Лена протянула мел Жану.
- Да не едим мы такое, дура! – оскорбилась Кристина.
- Всё равно это опасно, - проворчал Тони.
- Ты просто сам боишься идти, - сказала Лена.
- Конечно, нет! – Я пойду с вами и прослежу, чтобы ничего не случилось, - ответил Тони.
- О, теперь я чувствую себя в безопасности! – с наигранным облегчением выдохнула Лена.
Двери лифта открылись.
- Кто не идёт, тот выходит, – сказал Тони. Кристина и Алиса выбежали из лифта.
- Расскажите, если будет что-нибудь интересное, – попросил Райан, выходя следом, -может схожу потом. Удачи!
- Ладно, если не пойду, потом буду слушать ваши рассказы и завидовать, так что, я с вами, - решил Жан.
Марк ткнул пальцем в кнопку, подписанную как 6-Б, жилища кочегаров находились на ярусе 7-Б.
- С рождеством! – крикнула Лена в закрывающиеся двери.
- Ну, вот, мы и разделились, как в фильме ужасов, - вздохнул Жан.
- Мы же не в фильме ужасов, – ответил Тони.
- Герои фильмов ужасов тоже всегда думают, что они не в фильмах ужасов – мрачно сказал Жан.
- Да, в таких фильмах всегда есть плохо прописанный персонаж, друг главного героя, который нужен, только чтобы трагично умереть, так что напиши бонжур, пока не умер! – Лена вручила Жану мел и толкнула его в угол лифта.
- С чего ты взяла, что я второстепенный?
- Вид у тебя второстепенный.
В этот момент двери со скрежетом разошлись, по ту сторону была тяжёлая и густая темнота.
- На обратном пути напишете, - сказал Марк Жану и Лене, после чего сделал шаг, в пахнущую ржавчиной тьму. «Наверное, так же себя ощущали исследователи, спустившееся на дно Марианской впадины или астронавты, что высадились на поверхность Луны», - подумал Марк. Возможно раньше, в этом тёмном туннеле ходили, ползали и летали фантастические твари с разных концов галактики, но Марк, Жан, Тони и Лена были первыми людьми, посетившими это место. Лампа, сидевшая на потолке, заметила появление кочегаров и с глухим хлопком вспыхнула, осветив стальной коридор, стены которого покрывали пятна ржавчины. С виду коридор был таким же, как те, что ребята видели наверху, только менее ухоженный.
Вначале они не могли решить, в какую сторону идти. Пришлось подбросить счастливую монетку Жана. Он везде таскал её с собой и просил Марка, чтобы тот напоминал, выложить её из кармана, когда они сдавали форму в стирку.
Через несколько минут путешественники вышли в пустое помещение, из которого в разные стороны вели ещё два коридора, а одну стену занимала дверь, широкая, как ворота. Она была не до конца закрыта, и между ней и стеной оставался проём, достаточно большой, чтобы через него прошёл человек. Ребята остановились перед дверью.
- Я так понимаю, мы туда полезем? – спросил Жан.
- Конечно, там же, наверняка, что-нибудь интересное, – сказал Марк. Его охватил азарт, он представлял себя первооткрывателем, который исследует чужие земли.
- Лена, поставь метку, – Тони кивнул в сторону коридора, из которого они вышли, - Марк, подожди! Не лезь туда один! – крикнул Тони Марку, который уже заглядывал за дверь.
- Лена нарисовала мелом крестик на полу перед входом в коридор, после чего подбежала к своим товарищам.
- Увидите большие мокрые яйца, – не трогайте их! – предупредил Жан.
- Фу, я бы и так не стала такое трогать! – возмутилась Лена, - Жан, у остальных, в отличии от тебя, нет неконтролируемого желания трогать мокрые яйца!
- Вообще-то, это была отсылка к фильму, - обижено пробормотал Жан.
- Я пойду первым! – сказал Тони, выпятив грудь.
Марк отреагировал мгновенно. «Глава экспедиции должен первым спускаться во всякие опасные пещеры», - подумал Марк. Спорить с Тони он не хотел, к тому же, тот, наверняка, тоже считал себя главой экспедиции. Поэтому Марк рванулся вперёд и нырнул в дверной проём до того, как это сделал Тони.
Пару секунд в помещении было темно, затем зажглась лампа, такая же, как в коридоре, но ярче и свет не бело-жёлтый, а оранжевый, будто пропитанный ржавчиной. Тони, вошедший следом, замахнулся, чтобы дать Марку подзатыльник, но застыл, поражённый картиной, которая перед ним открылась.
Огромные пауки, каждый размером с автомобиль, стояли ровными рядами. Тёмный металл, из которого состояли их сегментированные тела, тускло поблёскивал в оранжевом свете. Стальные чудовища были неподвижны, но, казалось, могли в любой момент сорваться с места. Лампа освещала лишь около десятка пауков, стоящих поблизости. Поэтому нельзя было сказать, сколько их всего и какого размера помещение, в котором они находились. Из тьмы выступали восьмигранные колонны, покрытые пятнами ржавчины.
- Это что, роботы? – шёпотом спросила Лена, выглядывая из-за спин Тони и Марка.
- Не уверен… Они могут быть живыми, как механик, - сказал Марк, усилием воли заставляя себя подойти ближе к чудовищной машине.
- Похожи на огромных фэнтезийных пауков, обычно они живут в волшебных лесах, - отметил Жан, – только умоляю не трогайте их! Вдруг кусаются. Вот эти штуки выглядят прям как челюсти, - добавил он, указав на четыре узких металлических листа, которые под наклоном торчали из брюха машины. Они были направлены кончиками друг к другу и правда напоминали жвалы насекомого.
- Ты прав, они наверняка живые, их ноги цепями прикованы к полу, - сказал Марк, обходя вокруг паука.
- Живое или нет, оно явно предназначено для войны, - Тони встал на цыпочки, пытаясь посмотреть на спину стального монстра. Но ему не хватало роста, хоть он и был самым высоким в группе.
- Да, наверное, это боевые машины или не машины, - согласился Марк. Голову чудовищу заменяла бронеплита, из прорезей в ней торчали две трубы, которые, скорее всего, были стволами пушек.
Марк осторожно кончиком пальца коснулся лапы паука.
- Нет, нет, не трогай! – зашипел не него Жан.
- Всё нормально, это просто металл, я думаю, эти штуки в спящем режиме, им ведь всё равно нечего делать во время полёта, - ответил Марк.
- Да, это безопасно, - сказала Лена, хлопнув рукой по другой ноге робота. После чего громко за заорала, схватившись за руку. Все подпрыгнули от неожиданности.
- Что случилось? – крикнул Тони, подбегая к Лене.
- Да я пошутила! – рассмеялась она.
- Да иди ты с такими шутками! – выдохнул Марк.
- Тебя наверно весь корабль слышал, - сказал Жан, оглядываясь.
- Дура! – Лаконично высказался Тони.
- Да ладно вам! Уж и поприкалываться нельзя, - отмахнулась Лена. В этот момент улыбка исчезла с её лица. Она уставилась на что-то за спинами мальчишек. Оглянувшись, они увидели, как в дверной проём протискивается массивная и, на первый взгляд, неуклюжая фигура. Это было существо, ранее встреченное ребятами в лифте. Звериная морда, покрытая серой шерстью и алые угольки глаз. Существо направилось в сторону ребят.
(Продолжение следует…)
Раки-отшельники
рассказ
Он встал и направился к выходу, по дороге обходя лежащие на полу трупы. Некоторые были подгнившие или с увечьями. Его тело, в отличие от тел других зомби, было в хорошем состоянии. Это был свежий труп молодого парня. У него был проломлен череп на затылке, но это не особо мешало.
Он подошёл к вешалкам, стоящим около выхода из ангара. На них висела верхняя одежда. С одной из вешалок он снял бежевую шинель и фуражку того же цвета. Одевшись он вышел на улицу. Дул порывистый холодный ветер, но зомби это не волновало, они молча брели куда-то по своим делам. Зомби вообще всегда молчали. На улицах кроме шума ветра, раздавался только далёкий гул завода, да изредка проезжали машины, за рулём которых также были зомби.
Он подошёл к пункту выдачи продовольствия. Пункт располагался в здании, где раньше было кафе людей. Теперь здесь пахло кровью и сыростью. Отстояв небольшую очередь, он вынул из кармана пластиковую карточку. На карточке было написано: «Al 742 альтернативно живой» Так его звали. Раньше он носил другое имя, но в мире людей нет звуков, чтобы его произнести.
Зомби сидящий за кассой, глянул на карточку, затем выудил из стоящего рядом контейнера кусок сырого мяса и передал Al-у. Зомби приходилось поддерживать эти тела в рабочем состоянии. Оболочки, которые они использовали раньше, были удобней. Те тела походили на… Хотя на Земле нет вещей, на которые они были бы похожи.
Закончив трапезу Al направился к стене. Пятнадцать минут ходьбы, и вот она – бетонная громада высотой в четыре метра. Поверху спиралью вьётся колючая проволока. В некоторых местах в стене были организованы контрольно-пропускные пункты для связи одной половины города с другой. В одном из таких мест и работал Al-742.
Стальные ворота, покрытые пятнами ржавчины, а по бокам вздымаются две смотровые вышки. Al поднялся на правую вышку. Зомби, стоявший там, передал Al-у свой автомат и начал спускаться. Al же встал поудобней и устремил свой взгляд за стену. Там жили коренные обитатели этого мира – люди.
Когда зомби только появились, люди по всему миру были в панике и пытались уничтожить восставших мертвецов. Но зомби оказались не такими уж глупыми, и началась кровопролитная война, победитель в которой был очевиден. Человечеству пришлось смирится с существованием зомби.
Мертвецы по своей природе были не агрессивны и охотно шли на сотрудничество, к тому же, денег они не признавали и работали за еду. Однако многие считали аморальным то, что тела их умерших собратьев используют в своих целях пришельцы. Зомби ненавидели и боялись. Правительства большинства стран создали для зомби резервации, чтобы использовать мертвяков как рабочую силу и оградить от живых людей.
На пустыре между стеной и домами людей начала собираться толпа. «Уходите с земли!», «Этот мир не для нежити!» - гласили надписи на плакатах, которые люди держали в руках. Они стали скандировать аналогичные лозунги. Но пока протестующие не подходили вплотную к стене, Al и другие зомби лишь молча наблюдали за ними. Со стороны людей к воротам подъехал грузовик, но путь ему преградила толпа. Несколько человек вскочили на бампер и начали ритмично стучать по капоту. Водитель что-то злобно кричал им в ответ.
Через несколько минут явилась человеческая полиция. Протестующих быстро разогнали люди в форме и шлемах, скрывающих лица. Стальные створки ворот со скрежетом разошлись, пропуская грузовик за стену. Ворота закрылись и вновь стало тихо, только шумел ветер.
А затем, опять появился он, вернее она, хотя, Al-а не особо волновал пол этого человека. Девушка каждый день, ближе к вечеру приходила под стену и стояла, прислонившись к одинокому, сухому дереву. Она делала так уже несколько недель. Al хотел доложить о ней в человеческую полицию. Но заметил, что девушка не слишком-то похожа на террориста, который собирает информацию перед атакой. Она не делала фотографий, ничего не записывала и не рыла подкоп под стену, даже особо не разглядывала ворота. В основном она смотрела на Al-а.
Он гадал ненавидит ли она его так же, как другие люди ненавидят существ, что завладели телами их родных и близких. Хотя Al заселился в своё нынешнее тело на законных основаниях. Это по началу зомби захватывали первые попавшиеся трупы на кладбищах и в моргах. А сейчас любой человек имеет право подписать договор, по условиям которого он получит внушительную сумму денег. Но после смерти его тело будет отдано под нужды альтернативно живого населения. В народе этот договор прозвали сделкой с дьяволом. Скорее всего, парень, чьим трупом владел Al, тоже заключил такой договор. А девушка, должно быть, была для него близким человеком. И он был ей близок, раз она продолжает приходить к воротам, чтобы взглянуть на его образ.
Неизвестно, сколько бы она ещё это делала, если бы не последующие события. Грузовик, въезжавший в ворота со стороны людей, взорвался. Тела зомби, работавших на КПП превратились в угли. Тоже случилось и с водителем, но, в отличие от зомби, ему не выдали нового тела. Al-у вновь повезло, он отделался лёгкими ожогами, да несколько осколков рассекли ему кожу на лице. Однако на общую работоспособность организма это не влияло. Поэтому Al не стал подавать прошение о замене тела.
Облако дыма, поднявшегося после взрыва, было видно почти во всём городе. Этим же днём по улицам были разбросаны листовки, утверждающие, что грядёт час, когда зомби будут изгнаны с Земли.
Ответственность за теракт взяла на себя подпольная организация «Воины света». Лидеры этого движения говорят, что если зомби не уйдут из мира людей, то наступит конец света. Дело в том, что зомби явились на Землю не по своей воле. Мир, в котором они обитали раньше, не выйдет описать человеческими словами, можно лишь сказать, что он был неописуемо прекрасен. А затем явилось нечто неописуемо ужасное, оно начало разрушать прекрасный мир. И зомби пришлось покинуть свои тела и свой дом, чтобы найти прибежище на Земле. Воины света в свою очередь верят, что нечто ужасное, погубившее мир зомби, явится за своей добычей на Землю, принеся с собой смерть и разрушения. Если же зомби уйдут в другой мир, то неведомый ужас продолжит гнаться за ними сквозь вселенные, миновав Землю.
Так ли обстояли дела на самом деле? Al не знал. Хотя новый апокалипсис станет поводом для смены обстановки. Одно радовало – через несколько дней после появления ран на лице Al-а, загадочная девушка перестала приходить к стене и пялиться на него.
рассказ
А теперь запомните раз и навсегда: если миражи не растворяются, значит, это не миражи. Если же вы при этом не припомните ливня в последние три дня, значит, вам надо бежать.
Исключения из этого правила редки, и одно из них заключается в наличии у вас в кармане освящённой скорлупы от фисташек. Шелуха от семечек или пыльная розовая жвачка тоже подойдут, однако их для перестраховки тоже лучше окропить святой водой или уайт-спиритом. Обязательно стоит держать в карманах что-то из вышеперечисленного, так как никогда не знаешь, когда в жаркий денёк встретишь оборотня-миража.
Второе исключение — владение боевой удочкой со свинцовым грузилом. Такой артефакт несложно изготовить, имея под рукой длинный осиновый прут, леску 0,5 мм 1986 года выпуска, гусиное перо, пару резинок, кусочек свинцовой пластинки и небольшой рыболовный крючок. К счастью, именно такой набор предметов попал в руки неких молодых людей 12 июля 202… года, и они успешно соорудили из него удочку, боевые свойства которой были обнаружены лишь парой месяцев позже. К чести артефакта нужно отметить, что в мирной жизни удочка поймала двух окуней и подлещика, средних для маленькой уральской речки размеров.
А потом, после небольшого апокалипсиса, оказалось, что возможности боевого применения удочки значительно превосходят мирные. Механика такова: свинцовое грузило блокирует радиационное излучение крошечного участка тела оборотня-миража или любой другой радиоактивной хрени. Тварь погружается в глубочайшее удивление от такого расклада, и в этот момент её легко можно пырнуть мечом. Подойдёт, в принципе, любая острая хрень, но меч выглядит эффектнее и продлевает охреневшее состояние твари. Оборотень забывает исцеляться и умирает, все живы и счастливы. Понятно?
— И что, с любыми тварями работает? — подозрительно спрашивает мужик на костылях с гипсом на ноге. Его жена держит в руках вилы, так что выглядят они очень антуражно.
Влада зачесала волосы пятернёй и задумалась.
— Ну, с вашими — да. Городская хтонь, правда, может и вычудить что-нибудь, но она к вам в ближайшие пару лет не полезет.
— Ладно, а с этой хреновиной нам что делать? — мужик указал костылём на серенькую пожухлую штуку, безвольно висящую с гвоздика в стене сарая. Штука явственно напоминала одновременно скукожившийся воздушный шарик и свежеснятую с молока пенку. Вообще-то, она состояла из двух кусочков, но и сама она, и все здесь собравшиеся привыкли воспринимать её как нечто цельное.
— Можно сшить сумку, можно использовать в качестве чайного гриба.
— Смеёшься, что ли? — хмурит брови женщина. Влада жмёт плечами:
— Ну, конечно, фонит немножко, но не смертельно. Вместо газировки хорошо.
Ярик кивнул, подтверждая. В отличие от чайного гриба, за трупом оборотня-миража даже ухаживать не нужно было — пузырится и бог с ним. Да и сумки получались неплохими: оборотень — это, по сути, такой плотный пузырёк, водонепроницаемый и нетоксичный. А фонит… Так что теперь не фонит?
— Короче, полезная вещь, но самостоятельным отловом лучше не заниматься, — подытожила Влада.
— Ладно, — хмуро вздохнул мужик. — Чего вы просили?
— Два килограмма рожек, подсолнечное масло и консервы, ещё можно печенья. Нету? Ну, не страшно, тогда только макароны, масло и тушёнку.
— Тушёнки нет, есть шпроты.
— Давайте шпроты, съедим, — согласилась Влада.
— Спичек бы ещё, или зажигалку, — подал голос Ярик.
— Ну, пойдёмте, поищем, — женщина прислонила вилы к стене сарая и двинулась к дому. Рукой, разрывающейся между щедростью и постапокалиптической экономностью, она отсыпала в плотный целлофановый мешок макароны, вручила булку масла, блок спичек и шайбочку шпрот. Поджав губы, она взглянула на ребят и со вздохом достала полукилограммовую коробочку сахара.
— Кушайте. Может, переночуете хоть? У нас работа найдётся, а вы и поедите, и баню я истоплю...
— Нет, Василиса Андреевна, нам бы до ночи к Малобрусянке успеть. У меня тётка там двоюродная, там и отдохнём.
— Ну, — вздохнула женщина,— как хотите. Картошку возьмёте?
В руках её материализовалась картошка величиной с голову ребёнка, не очень ровная и слегка синяя.
— Не утащим, — с печалью помотал головой Ярик.— Лучше по дороге выкопаем, заброшенных участков много.
Его глаза остановились на книжной полке. Хозяйка, заметив это, предложила:
— Бери, если понравилось что-то, мы всё равно как-то не читаем.
— Можно Крапивина? — Василиса Андреевна кивнула, и Ярик, погладив книгу по корешку, открыл 17 страницу. Как и ожидалось, на ней был штампик местной библиотеки.
— Да, дочка как-то брала, не дочитала и вернуть забыла. Давно ещё.
Ярик достал какой-то коричневый томик, вытащил из середины закладку, поставил на шкаф. Взамен положил свежеприобретённого Крапивина.
— Это-то ты утащишь, — пробурчала Влада, смахивая продукты в рюкзак. — Поехали уже.
И они поехали. На советских складных велосипедах, с корзинами, примотанными бечёвкой к багажникам, с торчащими из-за спин на ведьмачий манер удочкой и мечом. Велосипеды с огромными колёсами сказочно ехали по ровной поверхности и с горки, но в гору на них подниматься было сущей пыткой. Рыча на манер берсеркеров, Влада с титаническими усилиями крутила педали. Ярик сдался ещё у подножия и, истекая потом, вёл своего железного коня под уздцы. Единственным утешением было то, что они могли беспрепятственно передвигаться прямо по трассе, не боясь машин. На дорогах было безлюдно. Им только дважды встретился человек: один раз— мужчина на таком же, как они, велосипеде, который ехал им навстречу. Второй— когда они пересекали какую-то деревню. Бабушка, погромыхивая сумкой на колёсиках, переходила дорогу и потом, когда они проехали, долго смотрела им вслед.
Начало темнеть. Синенький знак просигналил им, что Малобрусянское находится в четырёх километрах езды. Влада довольно улыбнулась.
— Тётка, наверное, суп варит. Приедем, она нас покормит, красота...
Красоту нарушил электрический треск вверху. Вообще-то электрочайка обитает в городе, около речки или пруда. В подобной глухомани ей делать было нечего. Мигом достав из рюкзака сеть, Влада уже собиралась накинуть её на птицу, когда та окажется достаточно близко, но электрочайка абсолютно её проигнорировала, устремясь в рощицу неподалёку. Там она вновь потрещала электричеством, сверкнула пару раз и стихла.
— Нехорошо это, — констатировал Ярик.— Пойдём посмотрим?
Влада уже прислоняла велосипед к деревьям и доставала из ранца всяческий полезный инвентарь.
— Только быстрее бы. Не хочется ночью по лесу шарашиться. Мало ли что там...
Мало ли что, действительно, было там. Мало ли чем оказалась прелестная девушка с длинными тёмными волосами, почему-то мокрыми. Влада с Яриком расслабились. Ну, сейчас они изловят электрочайку, спасут девочку и можно будет...
Девушка повернулась, и оба распахнули глаза и пискнули. Рот девушки был перемазан кровью, из волос торчало, слегка искря, перышко. Глаза у девушки были голубые-голубые и напуганные; кажется, она была удивлена встречей не меньше ребят.
Влада сделала шаг вперёд.
— Пожалуйста, не надо! — взмолилась девушка. Влада шагнула ещё.
— Я вас не трону, пожалуйста, не трогайте меня, — создание подняло бледные руки, и Ярик увидел на запястьях поперечные раны, глубокие, но лишь розоватые и размокшие. — Не нужно, я людям ничего плохого не делала!
Влада подняла меч и сделала ещё пару шагов.
— Влад, не надо, она же не...
Девушка издала странный звук.
Из кустов вылетели две или три электрочайки.
Ярик накинул на одну сеть, другую успел поймать в толстые резиновые перчатки. Третью мечом оглушила и обезглавила Влада.
Затем она ударила девушку. Кончик меча прошёл наискось, от ключицы к животу. Из девушки вырвался стон, она упала. Кровь, очень бледная, вылилась на траву сначала стаканом, вмиг, потом — по капле за раз. Влада замахнулась ещё раз.
Ярик отвернулся и свернул шею электрочайке.
Жуткий звук.
Влада пошла прочь с поляны, обтерев меч о высокую траву. Ярик взглянул на темноволосую девушку и мигом отвернулся. Его стошнило. Влада уже вывела велосипед на дорогу, когда он вышел из лесу. Они поехали дальше.
Тётка действительно готовила суп. Приезду гостей она порадовалась. Сразу посадила их за стол. Ярик ковырял ложкой в вареве, разглядывал бледный борщ. Наконец Влада встала и, позвав Ярика с собой, вышла из дома.
— Зачем ты её убила? — сипло спросил парень.
— Затем, что она чудовище. Она уже была мёртвая, не заметил?
— Она была разумная. Просила нас её не трогать.
— Просила! А потом напустила на нас стайку электрочаек, а до этого одну такую с аппетитом съела! Она чудовище, Ярик, как оборотень или жмурка. Дал бы ты ей шанс, и она бы прикончила тебя на месте и сожрала бы.
— Но она ведь была разумной. Она с нами говорила, — упрямо повторил Ярик.
— Да, была. И что? Мы с тобой не ведьмаки из книжек, Ярик. За год мог бы это уже понять. У нас нет кодекса, который запрещал бы убивать разумных, добрых и малых. Мы таскаем с собой вот тот меч, но точно так же могли бы бродить с топором, или с пилой, или с арканом. Мы — не герои из какой-нибудь книжки. И тут тебе не сказка. Так что пойми это уже, и перестань маяться фигнёй.
И Ярик понял. И жить мигом стало намного проще.
Звездная женщина
Per aspera ad astra – (лат.) через тернии к звёздам.
рассказ
У автовокзала он зашёл за любимым кофе жены в «Кофейню № 13». Очень крепким и очень сладким. Из-за работы по ночам кофе стал неотъемлемой частью жизни. По утрам она ставила турку на плиту и приносила ему чашечку к ноутбуку. Сам он предпочитал несладкий капучино из кофеварки.
– Карта постоянного покупателя? – девушка за стойкой пробежалась пальцами по планшету.
– Найдите по штрихкоду, – он повернул экран телефона.
– Ошибка. Продиктуйте первые три цифры в номере аккаунта и указанное имя.
– Ася, 142.
– Не действительно, такого абонента нет.
– Ой! – Саша виновато улыбнулся своей фирменной улыбкой – чуть грустной и безотказно очаровательной. – Астра, 142.
Он привык назвать жену по детскому имени, которым она пользовалась в старшей школе, чтобы не дразнили. Астра – «звезда» по-гречески.
Со стаканчиком в руке он миновал автовокзал и выцедил кофе, ожидая междугородний автобус.
Асина последняя поездка была в селение Райские Сады, где засветился телефон. Прошла уже неделя с тех пор, когда она последний раз брала трубку. На работе в обсерватории ее никто не видел, на звонок обеспокоенных коллег Саша соврал, что жена заболела. Он отследил Асин телефон – у обоих были айфоны и программа для поиска близкого круга. В полицию пока не обращались, потому что у исчезновения была причина. Им нужно было решить накопившиеся вопросы между собой.
На следующий день после исчезновения Аси, позвонив теще, Саша выяснил, что та пока не узнала про измену. Олеся Николаевна по жизни плохо врала и еще хуже скрывала беспокойство. Поэтому после разговора он не бросился к ней искать жену. Казалось бы, куда же еще ехать обиженной женщине, если не к маме? Но Ася была другой. Хрупкой, задумчивой, с головой ушедшей в работу.
Саша мог бы взять Убер, купить цветы и приехать прямо по высветившемуся в телефоне адресу – денег и понтов хватило бы. Но он ехал мириться, и за проведенные вместе годы уже выучил, что такая тактика с Асей не работает. Ей надо было дать остыть, а потом покаянно прийти мириться. Поэтому пришлось трястись в автобусе в тридцатиградусную жару. Он уже лет сто не пользовался общественным транспортом. Рюкзак на пол было не положить – ноутбук внутри стоил как та тарантайка, на которой их везли, пришлось отвоевывать соседнее место. Окно поскрипывало, ото всех вокруг пахло потом и дорожной едой, а по радио играла нелепая смесь шансона и кальянного рэпа.
Где-то заревел ребенок, жалуясь на невыносимые условия. Саша и сам бы пожаловался, да выслушать было некому. К сожалению, у них с Асей не могло быть детей. Каждый раз друзья вздыхали, поднимали брови, качали головами: «Да ничего, не в детях счастье!», «Кому-то в детском доме повезёт!», «Ох, вы бы были такими хорошими родителями, вот только Ася...». Он принимал утешения с героическим видом, будто боролся со стихией или готовился пожертвовать собой при пожаре.
Завибрировал телефон, высветилось: «Мать её». Саша достал из коробочки беспроводные наушники.
– Да?
– Ты путь до обсерватории знаешь?
Саша не сказал, что едет в деревню. Завтра они с тещей должны были встретиться с коллегами Аси, он соврал, что приедет на день раньше.
– У меня карта в телефоне.
– Лучше б ты меня подождал. Я приеду завтра, меня там все знают, – вздохнула теща.
– Да ладно. День ещё ждать.
– Обязательно тебе всё поперек и по-своему сделать. Я ж завтра приеду. Ох, как же там наша Астрочка?
Саша фыркнул. Хотела – приехала бы хоть сейчас. А то дети у нее, воспитанники. Будь свои внуки, в садике бы не нянчилась.
– Да, Олеся Николаевна.
Он смахнул вызов. Нерасторопность тещи давала день на собственное расследование. Даже если она покрывает Астру, Саша сам ее найдет и все выяснит.
Через проход сидела девушка с книгой на коленях. Судя по виду, книга видела уже не первую поездку, но открыта была ближе к началу. Сама же девушка была больше увлечена кокетством с Сашей, чем текстом.
– Сколько ещё до Садов? – спросил Саша у соседки.
– Да минут сорок, – откликнулась девушка. Томик упал с ее колен. – Ой!
На пыльный пол вывалилась закладка с нарисованной картой Средиземья, поверх которой был написан номер телефона. Саша скривился, отворачиваясь от вертихвостки. Всю молодость в автобусах прокатают, а потом бегут за последним вагоном.
Метрах в двадцати пяти от остановки автобуса был продуктовый магазин, впритык к нему стояла рассеченная молнией лиственница. Держалась такая жара, что, казалось, Саша мог слышать солнечный гул. Местные спешили разойтись по домам, с вершины пригорка было хорошо видно, как они идут по дороге, поднимая небольшие пыльные облачка.
Саша купил мороженое в «Магазине № 40» и остановился в тени чьего-то дома, проверяя уведомления.
Подъехала машина, присоединяясь к еще двум, уже стоящим у деревянных ворот. Саша прислонился к палисаднику и запихнул обертку от мороженого в трубу, крепящую сетку-рабицу.
– Роза! Лиличка, идите сюда, – заворковала старушка, сидящая на лавочке у дома.
В открытую дверь ворот Саша увидел ещё две машины. В доме и во дворе шумели, ходили туда-сюда люди, бегали дети, лаяла рыжая собака.
Женщина, которую назвали Розой, вышла из машины с ребенком на руках, с заднего сиденья выбралось двое подростков-погодок.
Саша с завистью смотрел на них, держа в руках телефон. Вот если бы у них с Асей были дети! Он бы даже согласился ездить к теще, лишь бы все ее соседи видели, что он возит большое семейство.
– Как выросли! – продолжила старуха, не вставая с лавки.
– Мама, как Ваша спина?
– Да совсем плоха, только утром и ворочаюсь по огороду, а к вечеру уж не могу разогнуться.
Роза повернулась, солнце блеснуло на светлых волосах. Саша увидел ее голубые глаза. Перевел взгляд на старуху. Правый глаз у той был настолько светлым, что казался слепым, а левый, карий, был хитро прищурен.
Подобные глаза Саша уже видел. И считал уникальной чертой своей жены. Руки вспотели – неприятное ощущение, когда сверху на пальцы еще и мороженое капает. Но еще хуже было внутри, там, где в мыслях уже начала формироваться догадка – почему Ася ездила в этот поселок.
– Розка! – из дома вышла вторая женщина. Ее глаза были карими, такими же, как у выбежавшей за ней девочки с косичками.
– Лиличка! Лизонька! Как давно я не видела свою любимую племяшку.
– А на меня тебе все равно? – раздался смех.
Когда женщины с детьми вернулись в дом, Саша подошёл к оставшейся на лавочке старухе. Та покосилась на него, поправила жилетку и сложила руки на животе.
– Добрый день, – сказал Саша.
– Что надо?
– Вы видели эту женщину? – наугад спросил Саша, показывая фотографию в телефоне.
Женщина прищурилась, взяла телефон в руки и отодвинула от себя подальше. Переменилась в лице.
– Зачем она тебе?
Саша забрал телефон и незаметно брезгливо оттер отпечаток пальца с экрана.
– Я ищу сестру.
Старуха внимательно вгляделась в Сашу. Саша уставился в ответ. Вблизи стало заметно, что не так уж она и стара, лет шестьдесят, только скособочена жутко.
– Как звать?
– Александр.
– Да не тебя.
– Анастасия, – зачем-то соврал он.
Старуха метнула на него взгляд, но в доме сильнее зашумели дети, поэтому она с тяжелым вздохом встала и поковыляла к воротам, придерживая поясницу рукой.
– Не, такой не видела. Ты сходи, позвони, – старуха махнула в сторону леса.
– Что? – ворота закрылись перед его лицом.
Мороженое подтаяло и уже стекало к локтю. Саша бросил его в кусты палисада, сорвал лопух и оттер руку. Куда идти? Что вообще произошло? Надо было найти цивилизацию и проверить появившуюся догадку.
Он пошел в единственное место в этой дыре, где мог бы быть хороший интернет – в администрацию. На вай-фай рассчитывать не приходилось, но подкупив охранника, он сел за стол в одном из кабинетов и подключил ноутбук к проводному.
Через два с половиной часа расследования Саша набрал номер тещи в Ватсапе – научить ее пользоваться Скайпом пока не получилось. Он хотел видеть ее лицо, когда она поймет, что Саша всё знает.
Пока шел дозвон, Саша заметил в окне бегущего через площадь охранника. Тот улизнул с поста в «Магазин № 25». Саша брезгливо отвернулся, закрывая глаза на чужой алкоголизм.
На экране появилось серо-рыжее пятно, потом квадратики сложились в лицо Олеси Николаевны. Через мобильный в этой дыре качественного изображения не добиться, он снова оказался прав, добравшись до проводного.
– Да? – теща надела очки. – Саша, виделись же.
Он спросил, будто занося меч над медно-рыжей химией женщины.
– Вы удочерили Астру? Я нашел ее свидетельство о рождении, оно было заменено в тринадцать, когда Астра училась в школе. В графе об отце прочерк, указаны только Вы.
– Саша, что случилось?
– Я в Райских Садах.
– Саша, – но он не дал вставить и слова, выплескивая всё, что узнал.
– Тут живет счастливое семейство с выводком разноглазых девиц. Совпадение? Скажите мне, это совпадение? Или я вру?
Медные кудри Олеси Николаевны качнулись, когда она потянулась за кружкой, стоявшей вне поля зрения камеры.
– Не такое оно и счастливое. Саша. Это давняя история. У моей подруги Полины родилась младшая дочь. Я после колледжа по распределению работала в Садах, мы часто общались после занятий. Я помогала ей по дому взамен на жилье. Когда я уже должна была уезжать, она попросила меня забрать Астру с собой в город. Для студентки это была непосильная ноша. Я сама едва концы с концами сводила. Полина так меня умоляла, говорила, что будет посылать картошку и ягоды, поможет изо всех сил. Лишь бы дочка была счастлива. Астрочка ведь всегда стремилась к звёздам. Искала книги по астрономии, донимала учительницу. Я знаю, сама видела. Но в их семье она бы никогда не смогла стать астрономом. Ее мама, бабушка, сестры – все они хорошие матери, но в жизни ничего не добились. С Астрочкой было бы также, если бы я ее не увезла, – теща прервалась, достала хлопковый носовой платочек и промокнула глаза. – Ей хотели только самого лучшего, совсем другого. Папаше ее сказали, что дочка убежала. А Полина иногда навещала ее. Потом перестала, потому что Астра от этого только плакала. Потом вы познакомились, и всё выровнялось. Я рада, что стала ей мамой.
И действительно, ведь, мужа у Олеси Николаевны никогда не было, из детей только Ася. Так бы и доживала она жизнь одинокой старухой со стаей кошек. Вот какие тайны вскрываются, стоит лишь копнуть семейную историю. Рука сама нашарила в кармане джинсов электронную сигарету. Теперь, когда теща сломалась, Саша надавил.
– Я отследил ее айфон. Когда она ездила к Вам, телефон оставался на месте, а вот Ваша нокия засветилась в Казахстане. Что Вы забыли там, Олеся Николаевна. Плов? Молодой любовник-казах?
– Да что ты такое говоришь, Сашка, – Олеся Николаевна отмахнулась от него, изображение качнулось.
– От вопроса не увиливайте.
– Об этом я не могу тебе сказать. Не проси, – она засуетилась. – Ты в Садах? Сходи, позвони и сам все узнаешь.
Уже второй раз за день его посылали неизвестно куда. Саша разозлился, отклонил экран ноутбука, нависая над изображением тещи.
– Да куда вы все меня посылаете?
Олеся Николаевна нервно, будто птичка, затрясла головой. Картинка заходила ходуном.
– Возьми листочек, я тебе сейчас объясню. Это такое местечко, о нем все в Садах знают.
Саша достал из принтера листок и вытащил из подставки ручку на привязи.
– Так, записывай, Сашенька…
Рядом с поселком в низине текла речка. Оба ее берега высоко поднимались над водой. Уже начинали синеть сумерки, и хвойный лес на той стороне казался иллюстрацией в детской книжке.
Стемнело – он провел здесь целый день. А сейчас ещё и собирался идти в лес с нарисованной от руки картой. Бред, не достойный успешного человека. Расскажи он кому, только покачали бы головами и списали на переживания из-за пропажи жены. Но он почти не переживал. Злился, недоумевал, но был точно в своём уме.
Саша подошёл к сооружению, больше всего похожему на спортивный турник с лесенкой. Наверху была площадка с перилами и начинался подвесной мост. Широко шагая по неплотно подогнанным серым доскам, Саша добрался до другого берега. Обрисованный Олесей Николаевной путь начинался от подвесного моста. Небольшой просвет от тропинки уходил за деревья, кончаясь темнотой за поворотом.
Почему же они так мало проводили времени вместе? Неужели Асе не хотелось совместных вечеров? Постоянно в обсерватории, какие-то лекции в университете и заграничные конференции. Он и сам много работал, но делая предложение, он ждал совсем другого. Хорошая жена должна была ждать его дома, встречать с работы с детьми и горячим ужином. В отпуск они должны были ездить вдвоем. А так получилось, что почти все туристические места они посетили поодиночке. Как будто Ася жила отдельной жизнью, пересекаясь с ним постольку-поскольку.
Еловые ветки похрустывали и пружинили под ногами, Саша то набирал темп, взбудораженный мыслями, то замедлялся и проверял ключи и электронную сигарету в кармане. Хотелось закурить и ненадолго расслабиться, но желание выяснить все с Асей было сильнее.
Карта оказалась бесполезна в густом лесу, он двигался наугад, сбившись с указанного отсчета шагов после третьего поворота. Что-то внутри подсказывало, что направление верное.
Он вышел на небольшую, размером с лестничную клетку, полянку. Раньше здесь стояло дерево – другого объяснения Саша, выросший в городе, найти не смог. Почему-то молодняк не спешил разрастись здесь. К дереву на противоположном крае поляны был приколочен черный телефонный аппарат с трубкой. Ни одна иголочка не упала на его лакированный корпус, ни одно насекомое не запачкало лапками.
Саша подошёл к аппарату и, не выдержав, вынул из кармана электронную сигарету. Он стоял как дурак посреди леса и надеялся поговорить с пропавшей женой по какому-то доисторическому телефону. Что он скажет, если каким-то чудесным образом дозвонится до нее? Ася, прости меня, за то, что изменил? Я всё знаю о твоей семье? Где ты? Почему ты бросила меня?
А если не дозвониться? Если это всё байки, бабушкины сказки и жестокий развод для приезжих, повод посмеяться над глупым и доверчивым горожанином. И куда звонить? По обычному номеру? Но на него Саша и с мобильного набирал, в ответ – лишь тишина.
Сигарета спряталась в кулаке, только зеленый огонек, загоравшийся при затяжках, отражался на корпусе телефона. Запах клубники со сливками растворялся и смешивался с хвойным, холодил лицо.
Ася не ругалась, когда он курил в доме, но попросила перейти на что-то с более приятным запахом. Поэтому Саша перешел на электронные. Ягодки, сладости, выпечка – Ася была сластёной. Когда они консультировались у врача, ему посоветовали бросить, но после пары анализов махнули рукой – дело было не в нём. Если бы они с Асей разошлись, Саша не стоял бы в густых сумерках на лесной поляне, а ел домашнюю выпечку с женой и ребенком, хватающимся успехами за день.
Пар поднимался в воздух, а он всё курил, гипнотизируя диск с цифрами. Саша помнил, как в детстве набирал на таком мамин номер. Колесико срывалось, не дотянувшись до нужной цифры, и приходилось сбрасывать весь набор, если ошибёшься.
Оттягивая время, он обошел дерево кругом. Проводов не было. Поднял трубку – тихий шум и пощёлкивание. Но не мог этот телефон работать от сотовой связи! Не видел Саша от деревни полосы сотовых вышек.
Он вспомнил то, что спросила у него Олеся Николаевна напоследок: «А номер-то ты ее знаешь?». Речь точно шла не о номере телефона, скорее уж о каких-то бабкиных прибаутках или глупостях, вроде любимого числа.
Он ведь совсем не знал свою жену. Почему она не рассказала о том, что была удочерена? О своей судьбе? Они столько лет прожили бок о бок, а о чём говорили? «Купи то, заедь за этим», – вот и весь разговор. Но ведь в самом начале они еще разговаривали. Девчонки же любят анкеты про любимые цвета, актеров, блюда. Они тоже что-то такое обсуждали. Ася говорила, а он смотрел на нее, на ее увлеченное лицо. Саша достал телефон. На фотографии с экрана блокировки Ася сидела на их балконе, набросив кардиган, и улыбалась. Фото было смазанное: они вышли посмотреть на Марс, сливавшийся с Луной. Погасили весь свет в доме, Ася достала домашний телескоп. Он принес кофе на двоих и купленную выпечку.
Кофе. Саша поднес сигарету и глубоко затянулся, закашлялся, пустив дым через нос. Ее карта. Попадавшиеся на пути нумерованные магазинчики.
«Ты бредишь, Александр», – сказал он сам себе. Но, если так подумать, то познакомились они в тринадцать, поженились в двадцать пять, а сейчас ему… сорок. Невероятно. И как он раньше не замечал? Какой был порядок? Девушка за стойкой, стекающее по пальцам мороженое, зависимый охранник.
Пальцы подрагивали, но, стоило коснуться колеса, будто закоченели. 13-40-25. По порядку: цифра – щелчок, цифра – щелчок. Шесть раз. Гудок.
– Да? – раздалось из трубки.
– Ася?
– Саша.
– Я... - "Как ты? Где ты? Ты все знаешь? Почему ты меня бросила?" - Я соскучился.
– Это пройдёт, – ее голос был лёгким и отстранённым, как в те дни, когда она была увлечена работой.
Он сжал трубку и понизил голос.
– Ася, я знаю про Казахстан.
– Да? Откуда? Мама бы не сказала.
– Она дала мне... карту, – принтерный листочек с нарисованным путем.
– Тебе так важно это знать?
– Черт, да! – он уставился на еловый ствол и пнул валявшуюся шишку, подняв в воздух облачко пыли.
– Дело во мне. В звёздах, – в ее голосе была улыбка. – Понимаешь, Саша, я могла бы иметь детей. Но не захотела.
– Что? – он навалился на корпус телефона плечом.
Столько лет чужих сожалений и бессловесного конфликта между ними. Несколько сеансов у психолога и посещений врачей. Всего этого могло бы не быть.
– Ты мне врала?
– Да. Прости. Но, Саша, ты не понимаешь, – она начала торопиться. – Все дело в звёздах.
– Сколько можно о своих звёздах?! Мы говорим о нашей семье. Где ты? Я приеду, и мы все решим!
Он поднес сигарету и снова затянулся.
– Тебе не забраться сюда.
– Ася! Что за чушь?
Саша услышал, как она щелкнула языком на том конце. Наверное, опять не довольна, что коверкает ее имя.
– Ты слушаешь или я кладу трубку? – прервала она.
Он снова пнул скопившийся у ствола мусор. Трубка заскользила во вспотевшей ладони.
– Говори.
Не перебивай и не говори, что взял бы их на себя. Я знаю, как ты любишь признание, как тебе важна своя работа. Я бы оказалась заперта дома.
А космос так обширен. Необъятен. Слишком велик, чтобы запирать себя с детьми, – в ее речи появилась пауза, Саша жадно слушал. – Тогда я впервые поехала к маме и поставила внутриматочную спираль, чтобы не забеременеть. Мы с мамой придумали болезнь. Она поддержала меня, как всегда это делала, –
в голове у Саши промелькнуло все, что он знал о контрацепции, но следующие слова Аси надавили на больное.
– Ты столько лет мне врала, – он почти промычал эти слова.
– Саша, я люблю тебя, – повторила Астра. – Поэтому и решилась уйти.
– Ася, где ты? Я приеду, только дай адрес.
Она молчала. Саша вдруг разозлился на эту тишину и испугался, что связь оборвалась. Достав мобильный, он набрал номер и услышал только механическое «Абонент временно недоступен».
– Ты всегда убегаешь, вместо того, чтобы бороться, – бросил он в трубку. – От родителей, ответственности и от меня. Хотя бы сейчас держи ответ.
– Подними голову, – голос ее был печальным. – Найди ковш Большой Медведицы, от него Полярную звезду. Сейчас три пальца влево.
Саша последовал ее инструкциям, как делал это не раз. В указанной точке оказалась звезда, она мерцала, окруженная непривычным голубоватым гало.
– Сегодня родится сверхновая. Ты мог видеть в интернете.
– Причем тут это?
– Я прощаюсь с тобой, Саша, – голос начал меркнуть. – Я сделала свой выбор. Снова. С обратной стороны дерева – дупло, там мой подарок. Прощай.
– Астра! Что?..
Ее голос смолк. Остался далёкий голос звезд. Вечная холодная песня, разлучившая их. Позвавшая его Асю с собой.
Он разозлился и ударил трубкой по корпусу, но аппарат видел много недовольных судьбой и удар держал. Саша обошел дерево и достал из дупла голубой газовый шарф, вышитый звездами. Включив фонарик, проверил дупло внимательнее и заметил блеск обручального кольца.
– Как меня достали твои звезды, – сжимая шарф в руке, сказал он.
Вернувшись к аппарату, он снова набрал номер, но услышал только тишину. Позвонил с мобильного по тем же шести цифрам. Такого номера не существовало. Можно было позвонить теще, накричать на неё за дурацкий розыгрыш. Но силы покинули его. Он сел на корточки. Лежащим на коленях шарфом играл ветер, но не мог унести, потому что тому не давало улететь кольцо.
Саша поднял голову, глядя в небо. Ковш – Полярная звезда – три пальца влево. Маленькая звезда, окруженная гало. Хотелось кричать и бить руками землю. Голос у Аси был такой, что сразу понятно – она прощалась. Он не найдет ее ни у матери, ни у кого из коллег.
Протянув руку, Саша взял болтающуюся рядом трубку. У него было незаконченное дело. Маленькое не прощенное предательство. Измена.
– Прости меня, – сказал он тишине на том конце.
Маленькая звезда замерцала и вспыхнула, становясь больше.
Саша закрыл глаза и опустил голову. Слезы упали в газовую ткань голубого шарфа и стекли по ободку обручального кольца.
– Прощай.
фанфик
-Мистер Уотсон, умоляю, помогите, мне кажется, я скоро сойду с ума! - воскликнула молодая женщина, одним солнечным июньским днём появившаяся в квартире на Бейкер-стрит.
Холмс с легкой иронией приподнял бровь и хмыкнул, отложив «Ланцет». Уотсон кинул на него взгляд, полный возмущения и обеспокоено произнёс:
-Добрый день, я Джон Уотсон, это мой друг и коллега Шерлок Холмс, при нем вы можете говорить совершенно свободно. Прошу вас успокоиться и рассказать, что произошло. Как вас зовут?
-Мое имя Элеонора, миссис Элеонора Миллер. Прошу меня простить, потрясения прошедших дней... Спасибо большое, - гостья приняла стакан воды от не особо наполненного энтузиазмом Холмса. - Понимаете, скоропостижная смерть моей тёти... и эта кукла!
Холмс достал карандаш и открыл записную книжку. Уотсон нервно глянул на него и вздохнул. Он всегда боялся сказать что-то глупое, зная, что оно неизбежно попадёт в «Стренд Мэгэзин».
-Кукла?
-Да, - девушка нервно повела плечами. - Простите, я говорю весьма несвязно.
-Не могли бы вы изложить все по порядку?
-Я постараюсь, - миссис Миллер сжала стакан в руках. - Все началось недели три назад. Мы с моей тетей...
-Прошу прощения, как ее имя? - прервал клиентку Холмс. Уотсон раздраженно постучал пальцами по креслу.
- Маргарет Далтон, - тихо отозвалась Элеонора.
-Продолжайте.
-Мы с тётей Маргарет ужинали, когда в комнату вошёл мой муж. Я несколько обеспокоилась, так как весь день он был чем-то очень огорчён и как следствие был довольно резок со мной и прислугой. Моя тётя не выносит, то есть, не выносила оскорблений, и я...
-Может ближе к делу? - с легким оттенком недовольства спросил Холмс.
-Простите, я постараюсь...
-Все в порядке, миссис Миллер, продолжайте, - успокоил ее Уотсон.
-Альберт, мой муж, однако, оказался в хорошем настроении и весь ужин активно обсуждал планировку дома и украшения в библиотеке. Тетушка заметила, что интерьер стоило бы освежить. На следующий день Альберт принес домой антикварную куклу, очень красивую, с золотыми... - Холмс недовольно посмотрел на миссис Миллер, - В общем, кукла тете очень понравилась, и она решила отвести под неё отдельное место в библиотеке.
-Скажите, почему именно ваша тётя решала, где будет находиться кукла? Разве это не ваш дом?
-Нет, мистер Уотсон, это дом моей тёти. Она была столь добра, что приютила нас с Альбертом после его разорения.
-Ясно, прошу вас, продолжайте.
-Спустя какое-то время тетушка стала жаловаться на странные скрипы, раздающиеся из библиотеки. А спустя несколько дней она зашла ко мне в комнату и после некоторого молчания сказала: «Элеонора, мне кажется, в нашем доме появилось приведение».
Холмс скептически хмыкнул.
-Я тоже вначале рассмеялась, услышав это. Но тётя Маргарет быстро зашептала: «Скажи мне, Элеонора, может ли кукла передвигаться сама по себе? А она это делает! Вчера, запирая библиотеку, я прекрасно видела, что она стояла на столике, рядом с вазой. Но открыв дверь сегодня утром, я увидела, что кукла сидит в кресле, и смотрит прямо на меня!»
Уотсон заинтригованно нагнулся ближе к клиентке, чтобы уловить каждое ее слово. Холмс наоборот вальяжно откинулся на кресло и, прикрыв глаза, спросил:
-Скажите, ваша тётя страдала от нервных потрясений? Может быть обмороки? Бывали ли у неё припадки?
-Нет, сэр, моя тётя не была сумасшедшей, я в этом уверена!
-Кто-то кроме неё замечал изменения в положении куклы? - продолжал настаивать Холмс.
-Альберт это тоже видел!
-Хм… - протянул Шерлок, явно не проникшись доверием к этой истории.
-Продолжайте, миссис Миллер.
-С того дня тетушка каждый день замечала странные перемещения куклы, скрипы по ночам также не давали ей покоя. Тетя Маргарет стала нервной, быстро раздражалась. Я очень беспокоилась за неё. Так продолжалось три недели, пока вчера она не… - женщина остановилась и закусила губу, - она не умерла.
-Как это произошло? - мягко спросил Уотсон
-Я не знаю. Она не спустилась к завтраку, и я с Альбертом отправилась проверить её. Тётя Маргарет не отзывалась, мы пытались попасть в ее комнату, но похоже она заперлась изнутри. Мой муж выбил дверь, и я увидела... Боже мой, что я увидела! - Элеонора вздрогнула, вспоминая тот день.
-Мне жаль, что вам приходиться снова переживать все это.
-Я понимаю, что это необходимо, мистер Уотсон, простите. Лицо моей тёти было искажено гримасой ужаса. Я тут же упала в обморок, а Альберт вызвал врача.
-Причина смерти? - заинтересовано спросил Холмс
-Сердечный приступ, -тихо выдохнула Элеонора.
-Мне очень жаль, миссис Миллер.
-Это все из-за той куклы! Я выбросила это проклятье вчера вечером, когда случайно наткнулась на него в библиотеке. А сегодня утром она вернулась на своё прежнее место! Помогите мне, мистер Уотсон, умоляю... Она выбрала меня своей следующей жертвой! - женщина тряслась от страха. Уотсон мягко взял ее за руку и успокаивающим голосом произнёс:
-Миссис Миллер, мы с Холмсом обязательно вам поможем, все будет хорошо.
-Спасибо, мистер Уотсон.
Вы могли бы ответить на ещё несколько моих вопросов? - мягко спросил детектив после нескольких минут молчания
-Да, конечно.
-Как вы думаете, что расстроило вашего мужа в тот день?
-Это так важно?
-Постарайтесь вспомнить.
-Я даже не знаю... Мне кажется, он огорчился после утреннего чтения газеты, но я не уверена.
-Благодарю вас. Ещё один вопрос. Скажите, кому досталось наследство вашей тети?
-Мне,- смутилась миссис Миллер.
-У меня больше нет вопросов. Если вы не будете против, мы заедем к вам завтра утром. Запишите пожалуйста ваш адрес.
-Большое спасибо вам, мистер Уотсон, у меня просто камень с души свалился.
-Рад буду вам помочь. До свидания.
- Какая милая молодая леди, - заметил Уотсон, когда клиентка, сдерживая слезы, вышла из комнаты.
-Мне напомнить, что предыдущая «милая молодая леди», как вы выразились, отравила своего мужа и пыталась укусить вас при задержании? - Холмс отложил записную книжку в сторону и зажег сигару.
-Боже, вы такой зануда, Холмс! Не представляю откуда у вас это отвращение к прекрасному полу.
-Зато я представляю, откуда у вас такое влечение к нему.
Уотсон бросил сердитый взгляд на язвительного соседа по квартире, успешного врача-писателя и лучшего друга по совместительству. Достав трубку, он рассеянно огляделся по сторонам и выдохнул:
-Холмс, где мой табак?
Холмс недовольно отвлёкся от медицинского журнала.
-В персидской туфле.
-Что он там делает?
-Я его брал... Для эксперимента... - неопределенно ответил «Боссуэл» Уотсона и продолжил читать.
-Потрясающе...-выдохнул детектив и поднял временное хранилище его табака.
Уотсона раздражала постоянная привычка Холмса брать чужие вещи и перекладывать в абсолютно неподходящие места. Впрочем, в абсолютно неподходящих местах оказывались не только вещи детектива. Он до сих пор морщился, вспоминая глаз, плавающий в чашке чая. Ох уж эти врачи...
-И каков наш дальнейший план действий? -вывел детектива из раздумий Холмс.
-Я думал, вы чрезвычайно заинтересованы своим журналом и не желаете присоединяться к моему расследованию, - наигранно обиженно заметил Уотсон.
-Ох, да ладно вам!
-Поделитесь своей версией, Холмс?
-Вы знаете, что психические расстройства передаются по наследству?
-Думаете, она просто надумывает?
-Думаю, они обе весьма впечатлительные женщины, - с изрядной долей иронии заметил Холмс.
-В любом случае, я планировал изучить старые газеты на наличие странных объявлений.
- «Загадка старой куклы» или «Фарфоровая смерть», - Холмс увлечённо придумывал название будущему рассказу.
- «Дело об убийстве ради наследства», - ухмыльнувшись, заметил Уотсон.
- Это слишком скучное название. Сразу видно, из вас бы получился никакой писатель.
Воцарилось недолгое молчание.
-Погодите, Уотсон, вы сказали: «Убийство ради наследства»?
-У вас отменный слух.
Холмс нахмурился. Уотсон довольно улыбнулся и недолго подождал.
-Так вы уже раскрыли дело?
-Почти. По крайней мере рабочая гипотеза, соединяющая воедино все факты у меня имеется.
-Я и представить себе не могу, как старая игрушка, передвигающаяся сама по себе, умершая от сердечного приступа тетя и наследство могут быть связаны. Хотя... последние два связываются очень хорошо... может яд? - Холмс погрузился в раздумья, - так какая у вас версия?
-она ещё не подтверждена...- протянул Уотсон,- нужно ещё проверить некоторые детали... Как только узнаю, подробно вам сообщу.
Холмс раздраженно выдохнул:
-Посмотрел бы я на вашу недовольную физиономию, если бы я раскрыл страшную тайну и говорил бы: ну это ещё не точно, ну надо ещё проверить, потом расскажу...
Уотсон усмехнулся в усы и поправил жилет.
-В общем, я наведу справки, и завтра первым поездом отправляемся в Сассекс.
Холмс согласно кивнул и взял в руки свою записную книжку. «Наверняка наш диалог стенографирует»,- подумал Уотсон.
Произведения Шерлока Холмса о великом сыщике Джоне Уотсоне разлетались как горячие пирожки, и порой детектив со смущением думал о том, что без своего друга он бы вряд ли стал «великим». Удивительная вещь - эти полуправдивые рассказы о его гениальных способностях и леденящих кровь хитроумных преступлениях. На самом деле большую часть времени они занимались абсолютно банальнейшими делами, потому что интересные загадки, конечно, хорошо, но чем-то платить за квартиру миссис Хадсон было необходимо. И даже эти скучные дела Холмс легким движением пера превращал в захватывающие истории о шантажистах и суфражистках. А уж сколько он на них зарабатывал, Уотсон и представлять не хотел. Впрочем, нужно было лезть на чердак в поисках газет трехнедельной давности, что не очень прельщало детектива.
-Не поможете мне с объявлениями?
-Ммммм...-неопределенно промычал Холмс, покусывая кончик карандаша.
-Пожалуйста?
Шерлок что-то записал, пробежался глазами и довольно выдохнул.
-Хорошо, что конкретно мы будем искать?
-Как поднимемся, объясню.
Шерлок слегка подтолкнул заснувшего Уотсона и проворно соскочил с экипажа на землю. Детектив последовал за ним.
- Не открывают, - раздраженно заметил Холмс после третьего стука в дверь.
-Подождите немного, друг мой.
Доктор, сделав непринужденный вид, заглянул в окно. Шторы перекрыли любопытному взгляду Холмса любые интересные детали.
В этот момент дверь распахнулась и им на встречу выглянула молодая девушка, вопросительно приподнявшая бровь. Несколько секунд они в неловком молчании смотрели друг на друга, но затем детектив решил начать беседу:
-Прошу прощения, я Джон Уотсон, а это мой друг и коллега Шерлок Холмс, мы пришли по просьбе вашей... заказчицы, я полагаю.
-Разве это не экономка? - удивлённо пробормотал Шерлок.
-Боюсь, вы нанесли непростительное оскорбление этой молодой художнице, Холмс.
-Вы выбрали не лучшее время, чтобы появиться здесь, джентльмены. Элеонора, прошу прощения, миссис Миллер, чувствует себя плохо и не сможет вас принять. Она выпишет чек за напрасную трату времени и дорожные издержки, как только ей станет лучше. А теперь прошу меня извинить, - загадочная художница поспешила закрыть дверь. Ботинок Холмса встал в проёме.
-Прошу прощения, а мы можем увидеть хозяина дома? - довольно холодно процедил доктор.
-Боюсь, что нет, - так же холодно ответила девушка.
Борьбу завершил тихий голос Элеоноры:
-Элис, дорогая, впусти их.
Элис раздраженно вздохнула и открыла дверь:
-Прошу!
Неловко потоптавшись на пороге, Уотсон вошёл внутрь. Холмс нахмурил брови. В деле ожидались непредвиденные трудности.
-Боже, Элеонора, я же просила тебя не вставать! Ты ещё совсем слаба.
Уотсон с легким удивлением бросил взгляд на свою клиентку. Ещё бледнее, чем вчера, миссис Миллер стояла в проеме между гостиной и прихожей, опершись на косяк двери. Руки ее подрагивали, да и всю ее трясло, будто от холода. Холмс, однако, сделал более прозаический и совершенно профессиональный вывод:
-Не могу не согласиться с вашей подругой. У вас был довольно сильный нервный припадок, и, если вы будете напрягаться, то может произойти ещё один.
-И было бы очень прекрасно, если бы вы этому не способствовали, - резко отозвалась Элис.
-Мы постараемся не слишком тревожить миссис Миллер, мисс...?
-Коллингвуд, - более миролюбиво ответила художница и, подхватив свою подругу под руку, двинулась в гостиную.
-Меня интересует по меньшей мере два вопроса: как вы узнали ее профессию, и где сейчас муж.
-На первый я могу ответить сейчас, а на второй мы постараемся узнать ответ вскоре, - мягко улыбнулся Уотсон.
Холмс вопросительно приподнял бровь.
-Пятно красной краски на рукаве, подмигнул детектив, повесив шляпу на крючок и скользнув в гостиную.
-Ну, конечно!
Холмс направился за ним.
Гостиная оказалась довольно уютной комнатой с большим окном, выходящим на улицу. Уотсон аккуратно отодвинул штору и рассеянно выглянул в него, пробежавшись глазами по буйно растущим кустарникам. Атмосфера дома совсем не располагала к таинственным смертям и оживающим игрушкам, но, как совершенно верно говорил доктор, внешность часто бывает обманчивой. Отпустив занавеску, детектив вновь обратился к комнате.
На диване уже расположилась Элеонора Миллер, заботливо прикрытая пледом. Мисс Коллингвуд сидела подле неё:
-Так как Элеонора плохо себя чувствует, я постараюсь, по возможности, отвечать на ваши вопросы самостоятельно.
Шерлок опустился в кресло и открыл записную книжку.
-Мне бы хотелось прояснить пару довольно важных моментов, и затем, если вы не будете против, осмотреть дом, - начал Уотсон.
Элис всем видом показывала, что она против.
-Ну, вот и прекрасно. Во-первых, хотелось бы уточнить, кто вы такая и что делаете в этом доме.
-Я профессиональная художница и давняя подруга Элеоноры, моя мама была довольно дружна с ее тетушкой, - миссис Миллер слабо улыбнулась Элис, -Недавно миссис Далтон попросила меня написать портрет горячо любимой племянницы к своему дню рождения. Первое время мы работали у меня на студии, но муж Элеоноры не особенно одобрял ее отъезды, -Элис поморщилась, - да и я не укладывалась в сроки, поэтому тетя Элеоноры была так добра пригласить меня на время написания картины пожить в их доме. Я приехала два дня назад вечером, как раз после этой трагедии.
-Зачем вы остались? Полагаю, смерть миссис Далтон решила проблему с сжатыми сроками, - вклинился Холмс.
-Поддержать мою подругу, разумеется.
-С этим вполне бы справился и мистер Миллер. Кстати, где он? - доктор внимательно посмотрел на Элис. В воздухе повисло неловкое молчание.
Уотсон потянулся и ещё раз осмотрел гостиную. Внимание детектива привлёк старинный буфет, возле которого он так удачно расположился. На его стенке при ближайшем рассмотрении обнаружился странный маленький круглый скол. Детектив, притворившись, что чрезвычайно заинтересовался столовым серебром, внимательно рассмотрел след и нахмурился. Шерлок с легким удивлением проследил за Уотсоном и затем повторил вопрос:
-Так где он?
Элис зло посмотрела на Холмса и выдохнула:
-Он исчез.
-Как исчез?
-Вот так, исчез. Зашёл вчера ночью в библиотеку и испарился. В воздухе растаял.
-А можно поподробнее? - спросил Уотсон.
-Мой бедный Альберт! - неожиданно всхлипнула миссис Миллер, закрыв лицо руками.
Мисс Коллингвуд бросила раздражённый взгляд на детектива и мягко поправила старый плед.
Холмс приподнялся с кресла:
-Я думаю, мы достаточно потревожили миссис Миллер и нам пора осматривать дом. Вам нужна моя врачебная помощь? Нет, ну, что ж, в таком случае мы подождём вас в прихожей,- доктор подхватил Уотсона и вытянул его из комнаты.
-Чего вы это вдруг так забеспокоились о миссис Миллер? Сами же ее и довели.
-Я просто хотел надавить на мисс Коллингвуд. А если бы вы продолжили свои расспросы, у миссис Миллер случился бы ещё один нервный припадок, и эта упрямая художница с превеликим удовольствием выгнала бы нас отсюда.
Уотсон вздохнул. Холмс часто искал более прозаические мотивы своих поступков, пытаясь показаться гораздо тверже и непредвзятее, чем он есть на самом деле.
-Конечно, Холмс. Кстати, вы заметили отсутствие кочерги у камина?
-Кочерги?
Дверь скрипнула, и Элис выскользнула из гостиной.
-Что именно вы хотите осмотреть?
-Я думаю, стоит начать с комнаты покойной, - произнёс Ватсон.
-Как пожелаете.
-Не могли бы вы более подробно рассказать, что случилось с мистером Миллером, - попросил Уотсон, когда они поднимались на второй этаж.
Сзади послышался шелест бумаги и чиркание карандаша.
-Мне в сущности нечего рассказывать. После возвращения Элеоноры мистер Миллер, как всегда не в духе, прочитал длинную мораль о том, что не стоит тревожить великих детективов своими глупыми страхами. Довел бедняжку Элеонору до слез, и отправился в библиотеку, видимо, остывать. Я слышала, как дверь захлопнулась изнутри.
-Похоже, вы не особенно любите Альберта Миллера.
Элис промолчала.
-Продолжайте.
-Элеонора долго не могла уснуть, и мы всю ночь просидели, вспоминая истории из детства, - девушка мягко улыбнулась. - Сегодня утром мы обнаружили, что дверь все также закрыта изнутри, и Элеонора слегка обеспокоилась. Мы осмотрели дом, но мистера Миллера нигде не было, поэтому я решила вскрыть дверь. Внутри оказалось пусто и тут с Элеонорой случился припадок.
-Вы вызывали врача? - уточнил Холмс.
-Нет, я прекрасно знаю, что делать в таких ситуациях, - с вызовом ответила Элис.
Оказавшись на втором этаже, они медленно двинулись по коридору, проходя ряд одинаковых дверей.
-Прошу прощения, мисс Коллингвуд, мне все ещё не ясно два момента. Разве мистер Миллер не мог просто выйти из дома?
-Все входные двери запираются изнутри из-за недавних ограблений в округе. Поэтому, если бы Мистер Миллер вышел, это было бы заметно.
-Благодарю, второй вопрос: в чьей комнате вы с миссис Миллер провели эту ночь? - они остановились у двери в конце коридора.
Элис на мгновение задумалась.
-В комнате Элеоноры. А что?
-В таком случае, я не совсем понимаю, как вы могли не заметить отсутствие мужа подруги в течение всей ночи?
-Я не понимаю, о чем вы?
-Они, наверняка, просто не спят вместе. Многие супруги имеют раздельные спальни, - раздраженно вставил Холмс, утомленный бессмысленной беседой.
-Да, да, вы совершенно правы!
Уотсон протяжно вздохнул и недовольно взглянул на Холмса. Доктор взгляд проигнорировал.
-В таком случае, благодарю вас за ответы.
Элис кивнула, достала ключ и открыла дверь.
Холмс окинул комнату внимательным взглядом, мысленно подбирая ей описание. Атмосфера оставляла гнетущее впечатление. Несмотря на то, что тело покойной женщины было уже убрано, благодаря стараниям «заботливого муженька», по выражению мисс Коллингвуд, в воздухе витал запах смерти. Шторы, плотно закрывающие окна, создавали полумрак. Идеально заправленная кровать полностью контрастировала с оставленными в беспорядке вещами. Холмс аккуратно сдвинул тяжелые занавески, и яркий свет наполнил помещение. Уотсон сосредоточенно двинулся по комнате, внимательно изучая пол. В глазах доктора проснулся искренний интерес, и тот внимательно следил за движениями детектива. На полу, однако, лежал лишь небольшой слой пыли.
-А где вся прислуга? - спросил Холмс.
-Мистер Миллер отпустил её на два дня, после смерти, «поскорбеть», как он выразился.
Уотсон тем временем переместился к кровати и затем, повернувшись спиной к стене, начал внимательно обводить взглядом комнату. Что-то привлекло его внимание и детектив твердым шагом отправился к окну. Распахнув его, Уотсон выглянул на улицу, осмотрел подоконник и удовлетворенно хмыкнул. Шерлок посмотрел вслед за ним, ожидая увидеть какие-то следы, но деревянная панель была абсолютно чиста.
-Интересная клумба, - заметил Уотсон. - У четы Миллеров красивый задний двор.
-Клумба, как клумба, - раздраженно выдохнула Элис.
-И цветы на ней недавно посажены.
-Да уж неделю как тут.
-А вам откуда знать? Вы вроде как позавчера приехали.
Мисс Коллингвуд несколько секунд растерянно смотрела на детектива.
-Мне... Элеонора сказала. Это она цветы пересаживала.
-Ясно. Мы здесь закончили. Я бы хотел осмотреть библиотеку.
- Как пожелаете.
Библиотека оказалась довольно просторной комнатой светлых тонов. Ряды старых книг перемежались новыми детективными романами, больше отвечавшими интересам хозяйки дома, и Холмс с легким самодовольством заметил, что произведения его авторства превалировали над остальными. В потертом сером кресле сидела предполагаемая виновница всех несчастий. Уотсон, однако, не обратил на куклу никакого внимания:
-Если позволите мы с Холмсом закроем дверь, чтобы восстановить события.
-Ну, удачи вам с этим. Замок-то сломан, -иронично усмехнулась Элис.
-Все равно, - Уотсон опустился на пол и внимательно осмотрел щеколду.
-В таком случае я проверю Элеонору и присоединюсь к вам позже.
Холмс растерянно взял в руки куклу, покрутил в руках золотые локоны и пробормотал:
-Мужчина закрывается в комнате изнутри и затем бесследно исчезает.
-Если верить мисс Коллингвуд.
-А у нас есть причины ей не верить?
-Я вас просто не узнаю, Холмс, откуда столько доверия к незнакомой даме?
-Кто бы говорил,- огрызнулся доктор, - какая ей польза от лжи?
Уотсон лишь загадочно улыбнулся и оставил вопрос без ответа.
-Нам нужно решить одну маленькую проблему: как именно кукла перемещалась сама по себе.
Детектив склонился над полом, изучая темно-серый ковёр с величайшим вниманием.
-Что там такого интересного? Окурок? Отпечаток ноги?
-Посмотрите на пол.
-Здесь более темное пятно в центре комнаты.
-Именно. Остальная часть пола выцвела под действием солнца, но здесь он остался не тронутым. Почему?
-Что-то закрывало его от солнца?
-Ковёр и кресла. Однако, кто-то недавно переместил мебель из центра к стене. Это можно заметить по оставшимся царапинам. Но зачем?
-Чтобы спрятать кровь?
-Скорее следы от потайного хода, - ответил Уотсон, приподняв край ковра.
Два белых полосы ясно означали нахождение скрытой двери. - А знаете, куда она ведёт?
-В комнату Миллера.
Уотсон встал, заинтересованно осмотрел две деревянные маски, очевидно привезённых кем-то из Африки, и довольно улыбнулся.
-Осталось совсем чуть-чуть.
Друзья спускались вниз по лестнице, когда из гостиной вышла Элеонора. Цепляясь за стены, она медленно шла к ступеням.
-Миссис Миллер, вам не стоит так напрягаться, - неожиданно мягко произнёс Холмс. - Я позову мисс Коллингвуд, чтобы она вам помогла.
-Нет, нет, прошу вас! Я всего лишь хотела взять одну важную вещь.
-Может вас довести? - спросил Шерлок, перехватив Элеонору за рукав.
-Спасибо, мистер Холмс, я и сама справлюсь.
Доктор впился взглядом в открывшиеся запястья миссис Миллер. Затем рассеянно взглянул на Уотсона и спросил:
-Так куда мы идём?
-На задний двор.
-Клумбу вашу любимую смотреть?
-Какую клумбу? - растерянно спросила Элеонора.
-Да, ту, что вы два дня назад пересаживали, - мягко улыбнулся Уотсон, - впервые вижу, чтобы цветы базилика так прекрасно располагались в саду!
-Ах, да, та клумба...- пробормотала миссис Миллер, - простите, я должна идти.
Уотсон рассеянно бродил по заднему двору, бормоча про себя обрывки фраз. Холмс расположился на темно-зеленой скамейке, щуря глаза летнему солнцу.
-У меня была просто гениальная гипотеза, но новые факты совершенно под неё не подходят.
-Что? Какая гипотеза? - Уотсон остановился и удивлённо посмотрел на Холмса.
-Я подумал, что эта троица объединилась, чтобы убить тетю и получить наследство.
-Поподробнее?
-Бедную пожилую женщину со слабым сердцем постоянно нервировали куклой, которую очевидно передвигал сам Альберт Миллер. Рано или поздно миссис Далтон бы хватил удар, и семья бы счастливо зажила в новом доме.
Уотсон нахмурился:
-Позвольте мой друг, здесь много противоречий. Например, как в эту схему вписывается наша воинственная художница?
Холмс довольно улыбнулся, показывая, что и этот момент он просчитал:
-А вы представьте, тетушка загадочно умирает, а тут некстати приезжает мисс Коллингвуд. Им приходится посвятить ее в свой план, предложив крупную сумму денег за содействие.
-С натяжкой, но допустим. В таком случае зачем приглашать детектива?
-Загадочное происшествие, которое не смог раскрыть сам великий Джон Уотсон. Защищает от лишних вопросов полиции.
-А как же припадки миссис Миллер? Вы же как врач подтвердили, что они настоящие.
-Нервы сдают.
-Слишком притянуто,- устало выдохнул Уотсон.
-Ну у меня хоть какая-то теория есть, - Холмс обиженно откинулся на спинку скамейки.
-И какой же факт вас смутил?
-Синяки на запястьях миссис Миллер.
-Простите, что вы сказали? - Уотсон остановился, удивлённо уставившись на Холмса.
-Синяки, некоторые свежие, а некоторые уже давно. Похоже ее муж регулярно ее избивает. Вы бы стали помогать человеку, который издевается над вами?
-Только если она его сильно любит...- рассеянно пробормотал Уотсон
-Ну в любом случае мисс Коллингвуд не пошла бы с ним на сотрудничество, судя по тому, как она защищает свою подругу. Да, без Миллера это дело не раскрыть...
Уотсон молча смотрел на свежую землю клумбы с базиликом, чему-то хмурясь.
-Да, вы правы, без мистера Миллера это дело не раскрыть.
В доме раздался оглушительный выстрел.
Быстро преодолев два пролёта, друзья оказались в комнате мистера Миллера. На полу, испачкав платье в крови, сидела Элис Коллингвуд, а на ее коленях покоилась Элеонора с револьвером в бледной уже не движимой руке. Алая струя вытекала из ее виска, образовывая небольшую лужицу крови на темном деревянном полу.
Холмс опустился рядом, прощупывая пульс.
-Мертва, точный выстрел в голову.
-Глупенькая моя, зачем же ты так? Все бы было хорошо, все бы устроилось, - тихо шептала Элис и мягко гладила свою подругу по голове. Слезы падали на пол, смешиваясь с кровью.
-Холмс,-тихо толкнул Уотсон своего друга, быстро вынимая револьвер из рук покойной миссис Миллер.
-Мисс Коллингвуд, -Холмс аккуратно опустился на корточки рядом с Элис, - сосредоточьтесь на моем голосе.
Он медленно взял тело Элеоноры за хрупкие плечи и перетащил ее на пол. Элис беспомощно озиралась по сторонам.
Уотсон вернулся со стаканом воды и успокоительным.
-Вам следует выпить это, мисс Коллингвуд, оно вам поможет, - убедительно проговаривал Холмс.
Сидя в просторном кресле в гостиной детектив внимательно наблюдал за действиями своего друга и размышлял, почему его так тянет к общению с Холмсом. Идеальных людей не бывает, это Уотсон твёрдо усвоил за десять лет существования в качестве частного детектива. Шерлок был чертовски интересной и загадочной личностью, и природная тяга к тайнам и любопытство детектива толкало Уотсона на общение с бывшим военным врачом. Холмс был противоречивым. Несмотря на общий хаос в квартире и в личных вещах, в своём главном деле доктор всегда был точен и предельно аккуратен. Уотсона чрезвычайно завораживали четко выверенные движения иголки с ниткой, когда Шерлок после очередной погони зашивал незадачливому детективу ножевое ранение на боку. Обыкновенно невероятно язвительный и заносчивый, Холмс мог становится неожиданно нежным и кротким, если это могло помочь его пациенту и облегчить страдания. Часто очень резкий и иногда даже грубый по отношению к Уотсону, он тем не менее был готов отдать жизнь за своего лучшего друга, и, часто критикуя детектива, за излишнюю сентиментальность, сам же представлял Уотсона рыцарем в своих рассказах.
Вот и сейчас, все это время довольно холодно относившийся к мисс Коллингвуд Холмс поправлял ей одеяло и сосредоточенно проверял пульс.
-Ну что? - рассеянно спросил Уотсон.
-У неё сильный шок, скоро должна отойти, - устало ответил Холмс. -Если вы не объясните мне все произошедшее, я заставлю вас оплачивать мои врачебные услуги. Довольно дорогие, между прочим.
Уотсон слабо улыбнулся глупой шутке и вздохнул.
-Ну начнём с того, что это два разных преступления.
-Что простите?
-Полученным фактам не находится никакое логическое объяснение, если мы будем считать смерть миссис Далтон и загадочное исчезновение мистера Миллера звеньями одной цепи. А потому нам следует рассмотреть их по отдельности. Начнём с гибели тети нашей клиентки.
Холмс откинулся на кресло и закурил сигару.
-Хорошо, начнём.
-Итак, смерть миссис Далтон выгодна лишь двум людям: миссис Миллер и ее мужу. Это становится очевидным при ближайшем изучении денежного состояния этой семьи.
-Вы имеете в виду упоминание миссис Далтон о разорении ее мужа?
-Не совсем. Помните, мы внимательно изучали сводки новостей трёхнедельной давности?
-Я так и не понял, что мы искали, - поморщился Холмс.
-То, что могло расстроить джентльмена за чтением утренних газет.
Холмс потерянно вздохнул.
-Ну это уж совсем просто, друг мой. Вы никак не могли пропустить ту крупную заметку о скачках на первой полосе «Дейли Ньюз».
- О проигрыше Серебряного?
-Именно. Фаворит этой гонки неожиданно проиграл заезд. Я изучил банковский счёт мистера Миллера и довольно быстро обнаружил, что он поставил крупную сумму денег на этих скачках.
-И, естественно, проиграл?
-Вы абсолютно правы. Но где разорившийся джентльмен мог найти такую сумму денег?
-Занять у кого-нибудь?
-В таком случае Миллер попадал в затруднительное положение, из которого был только один выход - неожиданно полученное наследство.
Холмс прищурился:
-То есть я был прав?
-Ну в какой-то степени, да. Во-первых, именно он, если вы помните рассказ миссис Миллер, предложил обновить интерьер библиотеки. Далее кукла так же была принесена мистером Миллером. Только он имел возможность двигать куклу по ночам: потайная дверь вела именно к нему комнату. К тому же мужчине гораздо легче влезть по водосточной трубе.
-Водосточной трубе?
-В маленькой комнате, закрытой изнутри, единственное место, которое могло напугать бедную женщину, - это окно. Подоконник был идеально вымыт, но вот на жёлобе остался большой отпечаток ноги, испачканной в земле. Откуда земля? Клумба прямо под окном миссис Далтон. Вполне вероятно, что на мысль о пересадке цветов натолкнул Миссис Миллер ее муж, заметающий собственные следы. Ну, а напугать старую нервную женщину, верящую в приведения, довольно легко. Возможно вы заметили те две маски из библиотеки?
-Африканских племен? Конечно, заметил.
-Однако вы не заметили, что они весят не симметрично. Будто одной не хватает. Сестра-близнец этих масок лежала в ванной комнате мистера Миллера, прикрытая полотенцем.
-Так вот как он довёл миссис Далтон до удара.
-Именно. Достаточно взять страшную маску из библиотеки и лунной ночью, поднявшись по водосточной трубе к окну, постучать. Бедная женщина умерла от страха.
Холмс несколько минут молчал, глядя на потрескивающий камин.
- Поразительно! Оказывается, все удивительно просто, я мог бы и сам догадаться.
Уотсон улыбнулся:
-Вы были близки к истине.
-А исчезновение этого Миллера? Преступник в бегах?
-Боюсь, это ещё одно убийство.
Холмс прикрыл лицо руками и устало вздохнул:
-Ещё одно?
-Правда здесь у меня гораздо больше темных пятен, чем в предыдущей истории.
-Просто великолепно, - Доктор потёр виски и достал карандаш с блокнотом, - продолжайте.
- Я полагаю, стоит начать с восстановления событий вечера перед исчезновением. Элеонора Миллер отправляется к детективам за помощью без ведома ее мужа - убийцы. Она и не догадывается, что подставляет мистера Миллера под удар. Когда она возвращается и рассказывает, куда уезжала...
-Миллер приходит в бешенство.
-Верно, это подтверждают и свежие синяки на руках Миссис Миллер. Так же очень важны исчезнувшая кочерга, отверстие в стенке буфета и, конечно, не сходящиеся показания двух женщин о времени посадки клумбы.
-Я начинаю догадываться, что произошло.
-Представьте, что наша бравая художница узнает об избиении своей подруги. Она скорее всего вспылит и пойдёт разбираться с Миллером. Но взбешённый Альберт, не ставящий ни во что даже свою жену, скорее всего даже слушать бы не стал.
-Отверстие в буфете оставлено пулей.
-Верно. Скорее всего он стреляет, чтобы напугать женщину, но та, в попытке защиты ударяет его кочергой.
-Нанося смертельный удар.
- Затем мисс Коллингвуд прячет тело вместе с орудием убийства в клумбе. Это объясняет расхождение в показаниях: миссис Миллер действительно пересаживала клумбу два дня назад, по просьбе мужа, а вот мисс Коллингвуд, пытаясь себя защитить, соврала нам. Таким образом, все, что связывает эти два убийства, — это злополучная клумба, под которой сейчас и покоится мистер Миллер.
-Вы правы только в одном: этот мерзавец действительно закопан под цветами базилика.
Элис смотрела на них с горькой усмешкой на лице.
-Так расскажите, как все было, мисс Коллингвуд.
-Миллер стрелял не в меня, он стрелял в Элеонору. Он хотел убить её. Но я не позволила этому случится. Я ударила его кочергой, по-подлому, в спину, но именно так, как эта свинья того заслуживала. И я повторила бы это ещё раз.
-Значит, миссис Миллер знала об этом убийстве.
-Не зовите ее этим мерзким именем. Да, все это произошло на ее глазах. Элеонора впала в полнейший шок, и выполняла все мои просьбы, как послушная овечка. Мы завернули тело в испорченный ковёр, и вынесли на задний двор, закопав под клумбу. А потом я придумала историю с его исчезновением.
-Что же пошло не так? - неожиданно вклинился Холмс.
-Я не знала, что Элеонора любила его. Этот мерзавец не имел права даже на её снисхождение, а она любила его больше своей жизни...
Девушка закрыла лицо руками и сделала глубокий вдох. В комнате повисла звенящая тишина.
-Мне очень жаль, мисс Коллингвуд, - неожиданно тихо произнес Холмс, - вы не должны себя винить.
Уотсон кинул удивлённый взгляд на доктора.
-Я убийца.
-Не думаю, что это будет слишком тяжёлым бременем. Вам следует собрать все свои вещи и исчезнуть из этого дома, так будто вас никогда здесь и не было.
-Но полиция?
-Мы решим этот вопрос, мисс Коллингвуд, - уверенно произнёс Уотсон.
-Вы бы все равно не смогли ее спасти, - тихо сказал Холмс, задумчиво глядя на потухающий огонь.
***
Из записок Шерлока Холмса, доктора медицины:
«...Мне тяжело приступать к последней части этой истории, так как она сильно огорчит вас, мой дорогой читатель. Ясное летнее солнце освещало задний двор, и в этом свете, мой друг казался особенно озадаченным этой необъяснимой загадкой. И именно в этот момент раздался леденящий душу выстрел. Мы довольно быстро оказались на втором этаже в комнате мистера Миллера, но было уже поздно. Перед нами предстала одновременно самая завораживающая и самая пугающая картина, навсегда отпечатавшаяся в моей памяти. Миссис Элеонора Миллер свесилась в кресле, как безвольная кукла. Кожа ее была белее фарфора, и оттого алая струйка крови особенно ярко выделялась на ее виске. В тонкой изящной руке лежал револьвер. К моменту нашего прибытия, миссис Миллер была уже мертва.
Так и закончилась эта трагическая история, столь всполошившая все газеты и окрестную публику год назад. Мистера Миллера никто больше не видел, и загадка антикварной куклы так и осталась не разгаданной.»
Ещё раз пробежав глазами весь текст рассказа Холмс довольно выдохнул и в пропущенном для заглавия месте ровным почерком вывел «Дело о цветах базилика».
Смыслы в идолах иткульской культуры
статья
Кто жил на территории Урала в железном веке? Насколько древняя уральская металлургия? Как выглядело древнее искусство уральцев?
В октябре в Свердловской областной библиотеке имени В. П. Крапивина прошёл «День чтения – 2022», где нашлись ответы на эти вопросы.
Лекцию «Мифы и загадки древних металлургов раннего железного века» провела Светлана Панина – археолог, главный научный сотрудник Музея истории и археологии Урала. Она рассказала об иткульской культуре и о бесследно пропавших с территории современного Урала металлургах железного века.
Они оставили на память о себе только железных идолов, наполненных смыслами.
Кроме тщательно проработанных фигурок идолов и духов, жители Урала железного века любили изготавливать хищных птиц. Хищная птица тоже проводник, потому что может устремиться в небеса и также быстро вернуться обратно на землю.
Древние металлурги изготавливали полулюдей-полуптиц, потому что сравнивали себя с существами, близкими к солнцу. Металлургия, кстати, была доступна только мужчинам, чьи предки были металлургами. Печи возводились на горах и скалах: такая когда-то возвышалась на территории Шарташских каменных палаток.
В лекции Светлана Панина часто упоминала музей, в котором работает, и я решил, что он стоит того, чтобы увидеть экспозиции вживую.
Кроме экспозиции с археологическими находками древности, в музее есть зал Романовых, экспозиции о роли Урала в Великой Отечественной войне и освоении Урала русскими. Можно увидеть и знаменитого Шигирского идола, но это в следующий раз. Здание музея входит архитектурный комплекс
«Городок чекистов», и здесь можно пройтись по такой вот витиеватой лестнице – копии лестницы из гостиницы «Исеть».
В начале экспозиции об археологии посетителей приветствуют большие и кропотливо собранные по кусочкам глиняные сосуды, украшенные простыми узорами. Тут же лежат простейшие орудия.
На потолке вьётся лента времени. Древняя Греция, Древний Рим, Средневековье, Византия… Кажется, Урал всё это пропустил и жил своей жизнью.
Далее, те самые идолы, о которых рассказывала археолог Светлана Панина. Главный из них – «солнцеголовый», статуэтка духа с лучами, выходящими из головы, а рядом птицевидные идолы. Ощущение, что автор думал о чём-то внеземном, когда создавал их. Тут есть и другие статуэтки, видимо, таких же интересных уральских культур.
В других залах тоже есть «осколки» древности, например, экипировка русского война, неизвестный музыкальный инструмент.
Рекомендую всем посещать лекции и музеи, раскрывать тайные послания древних мастеров. Особенно не забывать об Урале, который всегда что-нибудь таит в своих седых лесах.
.
